Наши за границей - [11]

— Такъ спроси хоть бутербродовъ съ сыромъ. Можетъ быть, бутерброды можно, — сказала жена. — И мнѣ что-то ѣсть хочется.

— А бутерброды можно безъ телеграммы? — снова обратился Николай Ивановичъ къ кельнеру.

— Бутербродъ митъ кезе и митъ флейшъ, — прибавила жена.

— O, ja, Madame.

Кельнеръ побѣжалъ и явился съ бутербродами.

— Ну, слава Богу! — воскликнулъ Николай Ивановичъ и принялся ѣсть. — То-есть, скажи у насъ въ рынкѣ кому угодно, что есть въ Нѣметчинѣ такой городъ, гдѣ пріѣзжающимъ на станціи обѣдать и ужинать только по телеграммамъ даютъ — рѣшительно никто не повѣритъ, — разсуждалъ онъ, разводя отъ удивленія руками.

VIII

Поѣздъ, котораго ожидали Николай Ивановичъ и Глафира Семеновна, чтобы ѣхать въ Берлинъ, долженъ былъ придти въ Кенигсбергъ въ часъ ночи. Лишь только часовая стрѣлка на часахъ въ буфетѣ показала половину перваго, какъ уже супруги встрепенулись и стали собираться выходить на платформу.

— Скорѣй, Глаша, скорѣй, а то какъ-бы не опоздать. Чортъ ихъ знаетъ, какіе у нихъ тутъ порядки! Можетъ быть, и раньше поѣздъ придетъ. А ужъ на платформѣ будемъ стоять, такъ не опоздаемъ, — торопилъ Николай Ивановичъ жену. — Какъ подойдетъ поѣздъ, такъ и вскочимъ. Ну, живо!

— Пойдемъ, пойдемъ, — отвѣчала жена, выходя изъ-за стола. — Да вотъ еще что: захвати ты съ собой нѣсколько бутербродовъ въ запасъ въ вагонъ, благо ихъ здѣсь безъ телеграммъ даютъ, а то, можетъ быть, на другихъ станціяхъ и бутербродовъ безъ телеграммъ не дадутъ, такъ что завтра утромъ ни позавтракать, ни пообѣдать будетъ нечѣмъ.

— И то дѣло, и то дѣло…

Захваченъ былъ цѣлый пакетъ бутербродовъ, и супруги вышли на платформу. На платформѣ никого еще изъ публики не было. Бродила желѣзнодорожная прислуга и покуривали сигары и трубки.

— Надо поспрашивать ихъ, а то какъ-бы не ошибиться, — сказала Глафира Семеновна и, обратясь къ сторожу, спросила: — Инъ Берлинъ? Ви филь уръ?

— Noch eine halbe Stunde, — отвѣчалъ тотъ.

— Что онъ говоритъ? — задалъ вопросъ Николай Ивановичъ.

— Да Богъ его знаетъ что… Что-то непонятное.

— Такъ ты переспроси.

— Имъ Берлинъ? Эйнъ уръ?

— Ja, ja, Madame, um einz…

— Въ часъ, вѣрно.

Такимъ-же манеромъ былъ спрошенъ второй сторожъ, третій, четвертый и пятый. Отвѣты были одинаковые. Каждому сторожу Николай Ивановичъ совалъ въ руку по десяти-пфенниговой монетѣ, говоря: «немензи и тринкензи». Сторожа благодарили словомъ «данке» и удивленно смотрѣли на щедрыхъ русскихъ.

— Теперь ужъ вѣрно. Всѣ въ одинъ голосъ говорятъ, что въ часъ, — проговорилъ Николай Ивановичъ, тяжело вздохнувъ.

Ровно въ часъ къ платформѣ подошелъ поѣздъ и выпустилъ пассажировъ. Супруги ринулись къ вагонамъ и вскочили въ первое попавшееся купэ. Тамъ уже сидѣли два нѣмца — одинъ тощій, другой толстый.

— Херъ… Бите… — обратился къ нимъ Николай Ивановичъ. — Васъ истъ дасъ? Берлинъ?

— O, ja. Mann sann auch nach Berlin fahren, — далъ отвѣтъ толстякъ.

— Берлинъ? Слава тебѣ, Господи!

Заглянулъ въ вагонъ кондукторъ и спросилъ билеты. Посмотрѣвъ на билеты супруговъ, онъ сказалъ:

— Zu Dirschau müssen Sie umste igen.

— Глаша! Что онъ сказалъ?

— Песъ его знаетъ, что, — отвѣчала жена и задала вопросъ кондуктору:- Берлинъ?

— Ja, ja… Aber in Dirschau werden Sie umsteigen, — повторилъ кондукторъ. — Этотъ вагонъ отъ Диршау пойдетъ на Данцигъ, а въ Диршау вы сядете въ другой поѣздъ, который пойдетъ въ Берлин, — прибавилъ онъ также по-нѣмецки, но супруги изъ всего этого поняли только слово «Берлинъ».

— Не ошиблись: Берлинъ, — кивнулъ женѣ Николай Ивановичъ.

Свистокъ, отклики на паровозѣ и поѣздъ помчался.

— Любопытно-бы было знать, въ которомъ часу мы будемъ завтра въ Берлинѣ? — говорила Глафира Семеновна мужу.

— A ты понатужься да и спроси вотъ y этого толстенькаго нѣмца. У него лицо основательное.

Глафира Семеновна сообразила, безвучно пошевелила нѣсколько разъ губами и спросила:

— Берлинъ ви филь уръ?

— Ganz genau, Madame, kann ich nicht sagen. An Morgen werden Sie in Berlin sein.

— Что онъ, Глаша, говоритъ?

Глафира Семеновна, понявшая только слово «моргенъ» и переведшая его по-русски словомъ — «завтра», отвѣчала:

— Говоритъ, что завтра, a про часъ ничего не сказалъ. Что завтра-то, такъ мы и сами знаемъ.

— Такъ ты переспроси. Или постой, я переспрошу. Берлинъ ви филь уръ?

Нѣмецъ развелъ руками.

— Um wie viel Uhr, das weiss ich nicht, aber ich weiss nur, dasz am Morgen früh…

— Тьфу пропасть! Опять: завтра.

На слѣдующей станціи тотъ-же вопросъ былъ предложенъ кондуктору. Кондукторъ отвѣчалъ по-нѣмецки;

— Я ѣзжу до Данцига. Это другая вѣтвь. Про Берлинъ не могу сказать, — и опять прибавилъ слово «моргенъ», то есть «утромъ», но супруги опять-таки перевели это слово словомъ «завтра».

И опять помчался поѣздъ, останавливаясь на минуту и на двѣ на станціяхъ. Въ вагонъ заглядывали кондукторы, простригали, отрывали клочки и цѣлые билеты изъ книжки прямого сообщенія и всякій разъ предупреждали, что въ Диршау придется пересѣсть въ другой поѣздъ, твердя: «шт Dirshau müssen Sie umsteigen». Супруги затвердили уже и слова «Диршау» и «умштейгенъ», но все-таки не могли понять, что они обозначаютъ.

— Чортъ его знаетъ, что онъ такое говоритъ: «дырша да умштейгенъ»! — разводилъ всякій разъ руками Николай Ивановичъ и съ досады плевалъ.