Наши мистики-сектанты. Александр Федорович Лабзин и его журнал "Сионский Вестник" - [69]

.

«Ах! какая разность, — писал он Хвостову [371], — между тем, чтоб учить и давать другим советы и исполнять то самому! Можно налагать на других бремена тяжка, а самому и пальчиком не пошевелить. Я сам около 40 лет проповедовал другим о крестоношении: может быть, востребовалось от меня показать тому пример на практике самым делом, и что ж? да будет воля Его! Я обнимаю крест, а не бегу от него. Слава Ему, слава Ему преблагому!» [372].

— Я становлюсь историческим лицом — говорил Лабзин, — о котором судить будут потомки. Господь укрепляет немощные мои силы, и я твердо положил: что бы со мною ни последовало и хотя бы стало еще хуже, никого из человеков, а особливо из великанов земли об облегчении участи моей не просить, предавая себя в полную волю Отца моего небесного и доказывая им на опыте, что верующий и без их милостей жить может.

В Сенгилее Лабзин оставался до половины мая 1823 года, когда по ходатайству кн.Голицына и по просьбе оставшейся в Петербурге сестры его Анны Федоровны ему пожалована была пенсия в 2 т. рублей [373] и позволение переехать в Симбирск на жительство.

Ни постигшее Лабзина несчастье, ни трудная, полная лишений жизнь в Симбирске не изменили его характера.

«По избранию ли, попущению ли Господню, — говорил он, — но около 40 лет я работником в Его винограде, и Его уже дело отрубить ли меня от лозы своей, как ветвь негодную, или отеребить ее, дабы больший плод принесла. A работники винограда Господня состоят под иными законами, часто не согласными с мнениями человеческими. Апостолы не могли бы исполнить порученного им дела, если бы слушались суждений и мнений человеческих, — их дело терпеть и страдать. Произнеся раз от всей полноты сердца то, что мы всякий день в церкви слышим: сами себя и друг друга и весь живот наш Христу Богу предадим, я во всю жизнь мою старался иметь сие постоянным себе правилом. Посему ни за какими земными благами не гонялся, не человекоугодничал и вся моя жизнь была не что иное, как сплетение разнородных крестов, которых я не бегал. Все призванные в состояние Апостольское, — говорит г-жа Гион, — не должны заграждать уст своих молчанием от страха гонений, но должны говорить тем дерзновеннее. Терпение в гонениях есть вернейший признак обитающей в душе истины Божией. Терпение и постоянство более обратили людей в христианство, нежели самые чудотворения и кровь мучеников сделалась семенем христиан; ибо чудесам и сатана подражать может, но не терпению. He должно удивляться тому, что злоба человеков изгоняет служителей Божиих, кои сеяли благое семя; напротив того, зная, что и с самим Иисусом поступлено было так же, души Апостольские должны паче радоваться, нежели печалиться, видя себя осуждаемых, обвиняемых, изгоняемых и преследуемых правды ради.

«Вот, милостивый государь, — прибавлял Лабзин в письме кн. Голицыну [374], — сколь различны правила духовных людей от правил обыкновенных человеков! Ежели они истинны, то надобно же кому-нибудь руководствоваться ими; а ежели это заблуждения, то на что же и выпускать такие книги в свет и заблуждения выдавать за важные и великие истины?

«Я предвижу, что и сим письмом не угожу вашему сиятельству, но что ж мне делать? He отвечать на благосклонное письмо ваше было бы невежливо; а отвечать не то, что y меня в сердце и голове, для меня совестно. Быв всю жизнь мою служителем истины, под старость приниматься за лицемерие и лесть мне уже поздно. Я знаю, что мы все, не только цари и вельможи, не любим возражений, а любим только поддакивание, следовательно, для приобретения благосклонности чьей бы то ни было, по мирскому суду, нужно бы было последнее, особливо в моем положении. Но ежели я, и зная свою выгоду, жертвую оною даже с риском, то сие самое не показывает ли, что я движим высшим каким-то побуждением, а не одним своекорыстием? По мнению вашего сиятельства, оправдываться есть как бы грешно; неужели же обвинять человека, не исследовав дела до пряма, душеспасительно? A я до сих пор не знаю, что на меня представлено, правда, или нет? И это не мудрено было бы исследовать, пока еще все те люди, при коих сие происходило, живы. Оправдываться не есть противно никакой морали, никакой философии, никакой религии, тем паче христианской, которая вся основана на милосердии, правде и истине. He только Апостолы и мученики оправдывали себя в иных случаях; но и сам Спаситель, который за тем и нисходил на землю, чтобы пострадать и умереть, и который не хотел было и отвечать Пилату, но когда архиерейский слуга безвинно ударил Его в ланиту, сказал: аще зле глаголах, свидетельствуй о зле; аще ли же ни, что мя биеши? т.е. требовал же справедливости. После сего примера можно ли такое требование почитать противным христианскому смирению? Напротив того, если б я обнесен был какому приятелю моему; то, буде дружба его для меня ценна, я должен искать пред ним оправдаться, и скорее я погрешу против смирения, если б я не захотел пред ним оправдаться. Тем паче пред государем, коего милость, по всем отношениям, должна быть драгоценна для верноподданного! Уже многие опыты показывали мне, а последний утвердил, что я в мыслях Его Императорского Величества весьма очернен, и это ли вина, что я ищу избавить себя от напрасного гнева моего государя, избирая к тому не побочные какие пути, а прибегая к помощи бывшего моего начальника, полагая обязанностью подчиненного иметь прямую доверенность и откровенность к своему начальнику; а долг доброго начальника — защищать и покровительствовать своих подчиненных.