Наши марковские процессы - [8]

- Это ты, Марков? - раздался голос шефа. У него одного была привычка называть Фому по фамилии. - Это профессор Дамгов говорит. У тебя не найдется времени проскочить ненадолго до соседнего института? Я звоню из кабинета член-корреспондента Герасима Иванова - на пятом этаже напротив лестницы: нам тут с ним хотелось бы вопрос один с тобой прояснить.

Сердце у Фомы так и скакнуло от неожиданности. По телефону он уже разговаривал с шефом бессчетное количество раз, но на встречу с собой тот звал его впервые.

- Через пять минут буду, - быстро ответил он и задал свой дежурный вопрос: - Как там с компьютером, вызволили из румынской таможни?

- Машина уже неделю как в Софии, - ответил шеф, - только сейчас ее взяли представители фирмы: что-то там на вирусы проверить. Бывали, вроде, случаи, когда эта модель не так, как надо, себя вела, поэтому они хотели что-то там поменять… Впрочем, когда придешь к нам, мы и о суперкомпьютере с тобой поговорим. Давай, ждем тебя.

На этом связь оборвалась; Фома положил трубку, запер кабинет и помчался по коридору к выходу. Однако у комнатки вахтеров порыв его пресекла выскочившая невесть откуда Мария, которая взяла его в окружение и сунула в руку какую-то тетрадку с подписями и ручку.

- Лука, автограф тут свой черкнуть нужно - ты один остался…

- Какой еще автограф, я тебе что - Трифон Иванов,22 что ли? И потом я не Лука, а Фома.

- Сбор подписей в пользу учреждения Болгарской левославной церкви, - сказала Мария и, пока Фома, разинув рот, переваривал эту новость, завершила: - Под шапкой «Ятагана» и на финансировании фонда Димитра Общего. Так что…

При упоминании страхового объединения рыпаться Фоме было некуда и он вывел максимально нечитаемую подпись, в то время как Мария на скорых оборотах разъясняла:

- По-гречески «православная церковь» будет «ортодоксальная». «Православная» наоборот будет «левославная». А «ортодоксальная» (что то же самое) наоборот - будет «парадоксальная»! Таким образом, левославная церковь - парадоксальна, парадоксальная - левославна…

Наконец подпись была поставлена, и Фома уже хотел бежать дальше, но Мария снова его задержала:

- Как там с машиной твоей - доставили?

- С какой машиной?

- Суперкомпьютером. Не забудь, ты мне обещал дать поиграть на халявку.

- Как это? - ответил Фома, обращаясь в бегство вниз по ступенькам. - Халявка за халявку. Как там - сначала дай, потом сама получишь…

В ответ Мария нарекла его как-то некрасиво, но он не обратил внимания.

«И почему это все путают мое имя? - спрашивал себя Фома, пересекая пространство между зданиями. - Фома, Лука… Евангелие от Луки, евангелие от Фомы… Хотя последнее - апокрифично. Когда собрались на Вселенский собор канонизировать «Библию», - а это, по всей вероятности, происходило, как наши съезды футбольного союза, - сторонники Фомы оказались в меньшинстве, евангелие не смогло набрать 50 процентов голосов, поэтому его и объявили еретическим. Без права на обжалование. Хотя какая разница, канонизировано оно или нет? Будет Фома святым апостолом и евангелистом или просто святым апостолом? Как у военных: еще одну звездочку на погон нацепить. Или как у наших ученых - будет он «проф. д-р»,23 или только «ст.н.с. I ст.»24 А если все звания вместе собрать, так вообще смешно получится: «святой мученик, апостол и евангелист, профессор доктор к.ф.-м.н.,25 генерал-майор страхования»… Или «святой апостол евангелист страхования»…

Институт напротив размещался в длинном бетонном здании, выкрашенном в странный серо-красный цвет; на дверях висела медная табличка с надписью «ИБД - фундаментальные и прикладные исследования».

«Интересно, что означает это ИБД, - думал Фома, поднимаясь в кабинет член-корреспондента. - «Институт благородных девиц»? «Институт безмозглых дураков»? «Институт броуновского движения»?»26 Последнее как будто походило на истину, тем более, что тогда вроде бы получалось, что у работы Дамгова - теория хаоса - и Герасима Иванова - броуновское движение - есть что-то общее…

Найдя обитую черной искусственной кожей дверь с надписью «Чл.-корр. проф. д-р Герасим Иванов», Фома остановился и перевел дух.

«Вот сейчас, - лихорадочно думал он, - в кабинете сидит мой шеф. И я наконец-то, спустя целый год, узнаю, как он выглядит. И буду с ним говорить - о суперкомпьютере, о теории хаоса, о своей работе, обо всем. Интересно только, как узнать, кто там - мой шеф, а кто - Герасим Иванов? Дамгов-то, пожалуй, должен быть помоложе: в членкорах ведь вечно старики всякие…»

Наконец он постучал и нажал ручку двери.

К немалому его удивлению, в комнате оказался всего один человек. Маленький седовласый мужчина лет шестидесяти, в черном пыльном пиджаке и больших очках, сидел на стуле за огромным письменным столом, прямо под портретом Мирослава Мирославова-Груши, и испуганно озирался поверх раскрытой в руках газеты.

- Добрый день, я Фома Марков, сюда меня позвал профессор Дамгов… - смущенно начал объяснять Фома.

- А, да, все верно! - маленький мужчина приподнялся со стула и махнул дрожащей рукой на кожаный диван у стены. - Садитесь, сейчас как раз и кофе принесут…

В следующее мгновение действительно принесли кофе, но не две, а три чашки, и седовласый мужчина, - вне всякого сомнения, членкор Герасим Иванов, - разъяснил, что вот только что, буквально две минуты назад, профессору Дамгову позвонили из бюро Национального фонда имени Димитра Общего и ему, к сожалению, пришлось немедленно откланяться, но, несмотря на это, им двоим - Фоме и Герасиму Иванову - необходимо обсудить кое-какие вещи, имеющие интерес для всех…