Нашествие. Мститель - [55]

— Тебе нужны люди? Я правильно понимаю? — оживился Эйзикил. — Помоги мне подняться и проводи вниз. Половина клериков оставят службу и пойдут с тобой.

Галебус подставил Эйзикилу согнутую в локте руку. Старик оперся о неё и, прихрамывая, поковылял к выходу. Представив, как долго он будет преодолевать ступени, Галебус пришел в отчаяние. Или он сейчас издевается, а на лестнице «оживёт»?

Надежды не оправдались, и, пока добрались до Сиба, Галебус едва не поседел окончательно. У него руки чесались пытать Агайру. Он помнил эту гордую красотку, но думал, что она обычная подстилка, а не одна из авторитетных вестниц.

Эйзикил не спешил призывать верных воинов, а поучал Галебуса:

— Распорядись, чтобы взяли Злату из дома терпимости. Наверняка старая блудодейка не та, за кого себя выдает. Надо же, ты оправдал мои надежды, Галебус!

— Я уже послал за ней. Её возьмут без лишнего шума, чтобы не распугать агентов. То есть агенток.

Наконец Эйзикил повернулся к клерикам и поманил командира отряда, тот подбежал, поприветствовал главу Гильдии поклоном. Старик подождал, когда он распрямится, указал на Галебуса и вполне бодрым голосом распорядился:

— Двадцать клериков — в сопровождение мастера Галебуса. Выполнять его команды.

— Будет исполнено.

Пока командир разбирался со своими воинами, Галебус топтался на месте, сгорая от нетерпения. Они специально так копошатся? Проверяют нервы на прочность?

Ну наконец-то, вот и отряд клериков — все молодые, с горящими взорами и татуировками двузубцев у виска. Галебус обратился к Эйзикилу:

— Мастер, я правильно понял: вы остаетесь здесь?

— Буду ждать тебя в допросном зале. Сиб может убить меня, я стар и слаб. И полностью тебе доверяю.

Галебус ни слову не поверил, но сделал благоговейное лицо и чуть склонился:

— Клянусь, я оправдаю ваше доверие!

Засветился, запульсировал Сиб — цветок начал разворачивать лепестки. Галебус и все присутствующие в зале пали ниц.

Сгорающий от нетерпения Галебус сразу же после переправки на Сайдон вскочил, но сложился пополам, заохал — кровь прилила к голове, запульсировала в ушах, перед глазами потемнело. Кое-как он разогнулся и поковылял к дежурному отряду местных клериков, которые все еще лежали на земле.

— Кто главный? — крикнул Галебус, потирая висок.

Его голос громом прокатился по пустынному залу, заметался вверху и затих. Вскочил худой высокий вархан, уставился на Галебуса.

— Сезар к вашим услугам, мастер.

— Срочно веди нас к комиссару! — оглушительно рявкнул Галебус, наблюдая, как поднимаются другие клерики. — Ему угрожает опасность. Это приказ мастера Эйзикила.

Сезар сглотнул, обернулся к своим воинам, назначил главного и зашагал впереди Галебуса к лестнице. Клерики с Терианы шли следом.

— Можете объяснить, что за спешка? Кто угрожает комиссару?

— Вы все узнаете в свое время. Он пригрел на груди змею.

— Чтобы врываться среди ночи в спальню комиссара, нужны веские основания, — не унимался Сезар.

— Я бы посоветовал тебе не лезть не в свое дело. Понял меня, Сезар?

Тот потупился и умолк.

Хоромы комиссара находились на втором ярусе. Сезар уже собрался постучать в деревянную дверь, украшенную узорами черненого серебра, но Галебус отшвырнул его руку, — клерики ворвались в помещение. Зажглись голубоватые лампы вдоль стен, и Галебус на секунду потерял дар речи.

Даже Нектор бер᾿Грон, известный сибарит, не позволял себе такой роскоши: стены комнаты обиты шелком, на потолке — лепнина в виде цветов. Стебли спускаются по четырем углам и прячутся под блестящим мраморным полом. Мебель — само изящество, ручки на шкафах серебряные, канделябры тоже из серебра. Диваны…

В спальне заверещала Агайра, донесся бас комиссара:

— Как вы смеете! Что вы себе позволяете?!

Когда и там зажегся свет, Галебус переступил порог, и взору его предстала дивная картина: Агайра в короткой алой ночной рубашке билась в руках клериков, комиссар в белой кружевной тунике сидел посреди разоренной постели и лупал глазами. В отличие от большинства бер᾿Махов, он предпочитал женщин, хотя и мальчиками не гнушался.

Галебус задрал голову: с зеркального потолка взирало его отражение. Губы поджаты, взор сосредоточен — воплощение решимости.

— Кто вы такие? — визжала Агайра. — Чего вы хотите! Отпустите меня… Лапы уберите!

— Вестница Агайра! — провозгласил Галебус. — Вы обвиняетесь в действиях, противных всему роду варханов, и в тройном предумышленном убийстве.

Прекрасное лицо женщины перекосилось. Она оскалилась, дернулась, попыталась лягнуть клерика, что справа, но удар прошел вскользь. Чтобы не рисковать, клерики придушили преступницу. Галебус шагнул к вестнице, вынул две деревянные спицы, держащие ее прическу, зажал одну меж пальцев, покрутил, нашел место стыка, извлек из чехла длинную стальную иглу, показал её возмущенному комиссару:

— Наверняка она отравлена. Эта женщина крайне опасна, приносим свои извинения.

Комиссар возмущенно хватал воздух разинутым ртом, но так и не вымолвил ни слова. Лишь когда дверь в его покои захлопнулась, донеслась ругань. Кому она адресовалась, было не разобрать.

Пока вестницу связывали, Галебус любовался ею. Какое совершенство! А линия бедер! А грудь! Как жаль, что придется её погубить… Её бы прямо вот так, полуголую, в подвал… Чувствуя зов плоти, он отвернулся. После процедуры дознания, когда она станет покорнее манкурата, можно будет вытребовать тело. Куцык будет рад, Мио — тоже.