Нашествие - [30]

Результатом расследования обстоятельств его гибели было назначение нового руководства группы контакта, которое, кстати, целиком поддерживало проект воздействия. Исследования онгерритов были соответствующим образом переориентированы, все несогласные так или иначе выведены из состава исследовательских групп, и в итоге на настоящий момент с полной достоверностью установлено, что эффекта группы не существует.

Сказав это, Валент горько рассмеялся.

- Сколько всего человек было уволено из группы контакта? - спросил я.

- Пять или шесть. Точно не помню.

- Сейчас я подсчитаю, - сказала Берта. Несколько секунд она сидела, что-то бормоча себе под нос, потом сказала: - Шестеро.

- А всего вас тогда было человек сорок. Так?

- Так.

- И что же делали остальные. Вы, например. Почему вы молчали?

- Спросите что-нибудь полегче.

- Нет подожди, Валент, - вступила Берта. - Почему молчали? А вы, инспектор, вы что, всегда против ветра плюете? Велик героизм - ходить с оплеванной физиономией! Тем более, что никому никакой пользы от этого не будет. Знаете, где сейчас Рыбников? Лаборантом работает на Лесте. И это тот самый Рыбников, который в двадцать восемь лет уже выпустил монографию об онгерритах, который провел на Кабенге больше тринадцати лет. А Шерп? Крис вон тоже тогда сунулся в драку - чем он теперь занимается? Фонды выбивает под свои непрофильные для группы контакта исследования. Да катается взад-вперед между Галлау и Каландом. Кому-то, видно, очень хочется, чтобы его ухлопали также, как Коврова. А Ковров с его ребятами? Легко спрашивать, что делали остальные. Вас бы на наше место.

- Ковров сам виноват, - тихо сказал Рашид. - Не следовало ему возвращаться.

- Ну конечно. И мы были бы сами виноваты, если бы нас сегодня ухлопали. Очень удобная для некоторых позиция.

- Ну хорошо, не будем отвлекаться, - сказал я. - Что было дальше, после гибели Бергсона?

- Может, чаю выпьем? - спросил из своего угла Рашид.

- Неплохо бы, а то все горло пересохло, - отозвался Валент. Надеюсь, инспектор не возражает.

- Нисколько. Если и меня угостите.

- Будьте как дома, - Валент сделал широкий жест. - Тем более, что вы сидите у самой кухни. Чувствуйте себя хозяином.

Я усмехнулся, отодвинул панель и стал доставать чашки.

Разговор за чаем шел, в основном, о вещах посторонних. Это многое значит - когда при тебе начинают говорить о посторонних вещах. Особенно, если и ты участвуешь в разговоре. Это значит, что в тебе, пусть и с натяжкой, признали своего, признали человека, просто человека, а не представителя высшей инстанции, наделенного полномочиями карать или миловать. Говорили о пустяках - о том, как Рашид провел недавно отпуск на Тренсе, о проекте Гранд-театра в Окрополисе - Берте он почему-то не нравился, но объяснить толком, почему, она не сумела - о трех банках настоящего клубничного варенья, сваренного в настоящем медном тазу на настоящем костре, которые ей прислал какой-то знакомый с Земли и которое, увы, уже кончилось. (По этой причине мы заказали клубничное варенье у кухни, но это, конечно, было совсем не то). В человеческом обществе тоже существует эффект группы, но с другим в сравнении с онгерритами знаком. А может быть, существует и эффект, аналогичный обнаруженному здесь - если группа становится слишком большой, если она начинает действовать так, что за ее поступком уже не проглядывает разумного начала. Было ведь в нашем прошлом такое время, когда высшие устремления лучших представителей человечества тонули в этом эффекте группы, тянувшем нас в прошлое, а то и вовсе к гибели. И похоже было на то, что эффект этот снова заработал здесь, на Кабенге.

Впервые, наверное, я вполне осознанно подумал о том, что все, о чем они мне рассказали, может быть проявлением Нашествия. И сразу же снова сосредоточился, снова стал тем, кем я прибыл сюда.

И снова стало мерзко на душе. Я должен был уцелеть любой ценой. И это одно уже отделяло меня от всех остальных.

- Итак, - сказал я, когда чаепитие закончилось. - Бергсон погиб, исследования приняли другое направление, все несогласные были так или иначе устранены или, скажем так, подвергнуты репрессиям. Это было четыре с половиной года назад. Что произошло дальше?

- Это тянулось довольно долго, - снова стал рассказывать Валент. - Мы здесь даже привыкли. Ко всему привыкнуть можно. Кто не смог приспособиться, тот ушел, а мы вот оказались обыкновенными приспособленцами. До сих пор все приспосабливаемся и приспосабливаемся. Ну а полтора примерно года назад, когда начался уже этот так называемый "демографический взрыв", ситуация резко изменилась.

- В чем это выразилось для вас лично?

- Приспосабливаться стало труднее. Нам же теперь приходится возить бета-треон с Галлау. Раз в пять дней какая-то из групп в обязательном порядке - мы установили дежурство - возит бета-треон для подкормки онгерритов. Теперь это приходится делать раз в пять дней, раньше ездили реже.

- Почему же вы не откажетесь?

- Да все потому же - приспосабливаемся. И потом, ты откажешься значит за тебя поедет кто-то другой. Вы бы отказались?

- Потому еще, - сказала Берта, - что дорога считается безопасной. Все знают, что на этой дороге уже не раз случались нападения, но это нигде и никем не зафиксировано - вот и ездим.