Нашествие хазар - [275]

Шрифт
Интервал

На ночь Клуд и Еруслан легли рядом, но ближе к рассвету Доброслав друга не обнаружил. Ничего не подозревая, снова заснул. Только с первыми лучами солнца вернулся Еруслан. И снова всё лицо у него было исцарапано, а шрам побагровел ещё пуще. Но луна уже пошла на убыль, и теперь бывший предводитель кметов спал спокойно и по ночам никуда не отлучался. Доброслав же ни о чём пока не расспрашивал его…

Земля просохла. Приходилось днём и ночью следить, как собирался уходить с болотистого места каган Завулон. Вначале хазары разгородили связанные повозки, освободили от грязи и глины колеса, а также вымыли и вычистили конские хвосты лошадей. Затем каган велел собирать своих жён и их рабынь, коих и погрузили в кибитки.

Установились хорошие денёчки. Не прячась, отражало неяркие лучи солнце, поэтому всё окрест было пронизано золотым светом, гулким и прохладным, каким обычно напоены последние дни уходящей осени перед тем как полетят белые мухи…

Завулон знал о скором наступлении зимы и облегчённо вздохнул, увидев, что весь его лагерь на колёсах наконец-то тронулся, хотя и предполагал, что нелегко будет соединиться с основными силами, стоящими под высокими дубовыми стенами детинца на Старокиевской горе.

Высылая вперёд многочисленные разъезды, наказывал, чтобы они не столько вели разведку, сколько сбивали с толку засадное войско русов. После гибели сотника Азача Завулону удалось произвести удачную вылазку и убедиться в наличии опасных дерзких сил, засевших в дубраве. На военном курултае решили восстановить мосты через Лыбедь, но как только вооружённые хазары с пленными и рабами, имевшими плотницкие ручные орудия труда, приблизились к реке, тут же были осыпаны градом неприятельских стрел.

— Нет, не дадут нам навести переправу, — высказали предположение сотники и тысячники. — Не лучше ли, повелитель, найти узкое русло и там возвести насыпь? Это будет быстрее и надёжнее.

— Что спрашиваете, действуйте! — вскричал каган, теряя самообладание, и заспешил в кибитку к Дие. Там любимая нежная жена потёрла его виски раствором, сваренном из лепестков степного мака, и Завулону стало легче…

«Вот попал!.. И если б я один!.. Кажется, отходить надо, вообще не предпринимая приступа. Какую гадость ещё подстроили нам русы?»

Отыскав удобное место на реке, где можно было бы её перегородить, часть хазар, теряя людей от непрерывного обстрела воинами Дира, вышедшими из дубравы, всё-таки сумела переправиться через Лыбедь и закрепиться. Потом соорудили плоты и на них доставили рабов и землекопов.

Черные хазары в день гибли помногу, но работ не прекращали, — в степи то тут, то там между русами и бойцами кагана вспыхивали скоротечные схватки — иногда между всадниками, иногда между пешцами… Особенно яростно и искусно дрались гвардейцы Завулона, среди которых с недавних пор находился десятник Суграй. Он как-то столкнулся на поле боя один на один с Ерусланом и изведал неподдельный ужас… За свою многолетнюю службу чего только Суграю не пришлось пережить и увидеть. Но тут…

Он со своим десятком должен был охранять землекопов, а чтобы стрелы их не доставали, выдвинулся вперёд и держал таким образом дистанцию у небольшого леска, зная, что в любой момент из него могут вылететь на конях русы.

Уже начало вечереть, познабливало, в кустах и меж деревьев заперемежались тени и, когда выплыла через некоторое время полная луна, на сердце Суграя сделалось неспокойно. Свет от неё полился ровный и тихий, и даже лошади присмирели, прекратив всякое ржание. Поудобнее перехватив левой рукой за ремень деревянный, обтянутый кожей щит, десятник правой потрепал холку жеребца и тут услышал знакомый звериный рёв русов, переходящий в громкий вой, от которого всегда стыла в жилах кровь и волосы шевелились под кожаными шлемами.

Конь Суграя отпрянул в бок, и десятник чуть не слетел с седла; зло вонзив пятки ичигов под ребра лошади, он крикнул своим бойцам сомкнуться и принять во всеоружии налёт вражеских всадников… К счастью, их оказалось немного. На десятника сразу наскочил один со шрамом во всё лицо, ловкий и по всему видать сильный… Суграю в ловкости и силе тоже не откажешь — и вот противники сблизились: сабля и меч, ударившись друг в друга, высекли острыми лезвиями искры… Но конь под Суграем всё-таки был увёртливее, и это позволило десятнику удалиться на какое-то расстояние и пустить из лука стрелу. Но вовремя подставленный щит Еруслана (а это, как догадался читатель, был он) отразил её. Стрела, сломавшись в середине, упала на слегка подмороженную землю. Под перебиравшими ногами коней, в сёдлах которых рубились, сойдясь, всадники, она уже, расчавканная копытами, брызгалась во все стороны…

Теперь Еруслан, отъехав, смог также выстрелить, но стрела прошла мимо, за что и получил от Суграя град насмешек, произнесённых на гортанном отрывистом языке… Взбесившись, погнался за десятником, и вскоре оба они очутились у самого края огромной промоины. Тут снова сблизились вплотную. И опять осыпали мечом и саблей ослепительными искрами росший внизу орешник.

Суграй на мгновение оказался в удобном положении и потеснил к промоине лошадь Еруслана; взмах саблей — и острый конец её задел круп коня. Почувствовав боль, лошадь поскользнулась и юзом покатилась вниз, увлекая за собой и всадника. Только у самого дна Еруслану удалось высвободиться из седла, но он потерял лук и меч.


Еще от автора Владимир Дмитриевич Афиногенов
Витязь. Владимир Храбрый

О жизни и судьбе полководца, князя серпуховско-боровского Владимира Андреевича (1353-1410). Двоюродный брат московского князя Дмитрия Донского, князь Владимир Андреевич участвовал во многих военных походах: против галичан, литовцев, ливонских рыцарей… Однако история России запомнила его, в первую очередь, как одного из командиров Засадного полка, решившего исход Куликовской битвы.


Конец черного темника

Чёрный темник — так называли предводителя Золотой Орды Мамая. После поражения на Куликовом поле ему отрубили голову. Предлагаемая книга не только о его трагической судьбе. Читатель увидит жизнь Золотой Орды: коварство, интриги, изощрённые пытки, измену, страсть, гарем. В центре повествования и судьбы русских князей: Дмитрия Донского, Боброка Волынского, инока Александра Пересвета, великого старца Сергия Радонежского, князей и служилых людей, отстоявших Русь от ордынцев. Автор восстанавливает доброе имя Олега Рязанского, на котором до сих пор лежит печать Каина... Книга рассчитана на широкий круг читателей.


Белые лодьи

В новом историко-приключенческом романе Владимира Афиногенова «Белые лодьи» рассказывается о походе в IX веке на Византию киевлян под водительством архонтов (князей) Аскольда и Дира с целью отмщения за убийство купцов в Константинополе.Под именами Доброслава и Дубыни действуют два язычника-руса, с верным псом Буком, рожденным от волка. Их приключения во многом определяют остросюжетную канву романа.Книга рассчитана на массового читателя.


Аскольдова тризна

Русь 9 века не была единым государством. На севере вокруг Нево-озера, Ильменя и Ладоги обосновались варяжские русы, а их столица на реке Волхов - Новогород - быстро превратилась в богатое торжище. Но где богатство, там и зависть, а где зависть, там предательство. И вот уже младший брат князя Рюрика, Водим Храбрый, поднимает мятеж в союзе с недовольными волхвами. А на юге, на берегах Днепра, раскинулась Полянская земля, богатая зерном и тучными стадами. Ее правители, братья-князья Аскольд и Дир, объявили небольшой городок Киев столицей.


Рекомендуем почитать
Озарение Нострадамуса

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Том 3. Художественная проза. Статьи

Алексей Константинович Толстой (1817–1875) — классик русской литературы. Диапазон жанров, в которых писал А.К. Толстой, необычайно широк: от яркой сатиры («Козьма Прутков») до глубокой трагедии («Смерть Иоанна Грозного» и др.). Все произведения писателя отличает тонкий психологизм и занимательность повествования. Многие стихотворения А.К. Толстого были положены на музыку великими русскими композиторами.Третий том Собрания сочинений А.К. Толстого содержит художественную прозу и статьи.http://ruslit.traumlibrary.net.


Незнакомая Шанель. «В постели с врагом»

Знаете ли вы, что великая Коко Шанель после войны вынуждена была 10 лет жить за границей, фактически в изгнании? Знает ли вы, что на родине ее обвиняли в «измене», «антисемитизме» и «сотрудничестве с немецкими оккупантами»? Говорят, она работала на гитлеровскую разведку как агент «Westminster» личный номер F-7124. Говорят, по заданию фюрера вела секретные переговоры с Черчиллем о сепаратном мире. Говорят, не просто дружила с Шелленбергом, а содержала после войны его семью до самой смерти лучшего разведчика III Рейха...Что во всех этих слухах правда, а что – клевета завистников и конкурентов? Неужели легендарная Коко Шанель и впрямь побывала «в постели с врагом», опустившись до «прислуживания нацистам»? Какие еще тайны скрывает ее судьба? И о чем она молчала до конца своих дней?Расследуя скандальные обвинения в адрес Великой Мадемуазель, эта книга проливает свет на самые темные, загадочные и запретные страницы ее биографии.


Ленин и Сталин в творчестве народов СССР

На необъятных просторах нашей социалистической родины — от тихоокеанских берегов до белорусских рубежей, от северных тундр до кавказских горных хребтов, в городах и селах, в кишлаках и аймаках, в аулах и на кочевых становищах, в красных чайханах и на базарах, на площадях и на полевых станах — всюду слагаются поэтические сказания и распеваются вдохновенные песни о Ленине и Сталине. Герои российских колхозных полей и казахских совхозных пастбищ, хлопководы жаркого Таджикистана и оленеводы холодного Саама, горные шорцы и степные калмыки, лезгины и чуваши, ямальские ненцы и тюрки, юраки и кабардинцы — все они поют о самом дорогом для себя: о советской власти и партии, о Ленине и Сталине, раскрепостивших их труд и открывших для них доступ к культурным и материальным ценностям.http://ruslit.traumlibrary.net.


Повесть об отроке Зуеве

Повесть о четырнадцатилетнем Василии Зуеве, который в середине XVIII века возглавил самостоятельный отряд, прошел по Оби через тундру к Ледовитому океану, изучил жизнь обитающих там народностей, описал эти места, исправил отдельные неточности географической карты.


Жанна д’Арк. «Кто любит меня, за мной!»

«Кто любит меня, за мной!» – с этим кличем она первой бросалась в бой. За ней шли, ей верили, ее боготворили самые отчаянные рубаки, не боявшиеся ни бога, ни черта. О ее подвигах слагали легенды. Ее причислили к лику святых и величают Спасительницей Франции. Ее представляют героиней без страха и упрека…На страницах этого романа предстает совсем другая Жанна д’Арк – не обезличенная бесполая святая церковных Житий и не бронзовый памятник, не ведающий ужаса и сомнений, а живая, смертная, совсем юная девушка, которая отчаянно боялась крови и боли, но, преодолевая страх, повела в бой тысячи мужчин.


Князь Кий. Дорога на Тмутаракань

Исторический роман В. Малика повествует о правлении Кия, появлении и становлении Киева, его политическом устройстве, быте, военной организации. В книгу вошёл ещё один исторический роман Ю. Продана "Дорога на Тмутаракань".


Князь Игорь. Витязи червлёных щитов

Роман известного украинского писателя Владимира Малика переносит читателей в конец XII столетия и повествует о трагическом походе Новгород-Северского князя Игоря Святославича на половцев в 1185 году. Предлагая свои художественные гипотезы, автор одновременно выступает в роли историка, исследователя и интерпретатора «Слово о полку Игореве». В книгу также вошла поэма Князя Владимира Галицкого «Слово о полку Игореве».


Князь Воротынский

Известный историк Н.М. Карамзин оставил потомкам такое свидетельство: «Знатный род князей Воротынских, потомков святого Михаила Черниговского, уже давно пресекся в России, имя князя Михаила Воротынского сделалось достоянием и славою нашей истории».Роман Геннадия Ананьева воскрешает имя достойного человека, князя, народного героя.