Нашествие Батыя на Северо-Восточную Русь - [21]

Именно так мог рассуждать Батый, когда рязанское посольство подъезжало к его ставке. И князь Фёдор ещё не знал, что он уже не жилец на этом свете, и все его усилия бесполезны и ничего не изменят. Однако князь очень серьёзно отнёсся к выполнению своей ответственной мисси и, представ перед ханом, стал задаривать его подарками и улещивать речами. Не подозревая, что всё уже предопределено: «Безбожный же, лживый и немилосердный царь Батый дары принял и во лжи своей притворно обещал не ходить войной на Рязанскую землю,но только похвалялся и грозился повоевать всю Русскую землю». Автор «Повести о разорении Рязани Батыем» конкретно указывает на лживость монгольского хана, который принял дары и даже обещал не воевать Рязань. Хотя для себя уже всё давно решил и просто забавлялся с молодым князем как кот с мышкой. И неслучайно дальнейшие переговоры стали откровенным издевательством Батыя над русским посольством: «И стал у князей рязанских дочерей и сестер к себе на ложе просить». Это уже было откровенной провокацией и глумлением, поскольку хан наверняка знал, как относятся к супружеству русские православные князья, и что большего оскорбления, чем он сейчас им нанёс, придумать было трудно. Но не успокоился Батый и продолжил зубоскальство, на этот раз уже конкретно против Федора: «Царь Батый лукав был и немилостив, в неверии своем распалился в похоти своей и сказал князю Федору Юрьевичу: “Дай мне, княже, изведать красоту жены твоей”».

Князь Фёдор давно себя еле сдерживал, чтобы не оскорбить ответным словом зарвавшегося хана. Понимал, что за ним сейчас стоит целое княжество, за судьбу которого он несёт полную ответственность. Но когда дело коснулось любимой жены, терпение рязанского князя лопнуло, чего, собственно, и добивался Батый. Фёдор Юрьевич был человеком смелым и сильным, с рогатиной хаживал в одиночку на медведя, а потому не было в его сердце страха перед наглым монголом, из которого он при других обстоятельствах просто бы вышиб дух одним ударом кулака. Но ханский шатёр был битком набит вооружённой до зубов стражей, и князь горько пожалел о том, что нет с ним меча, который бы он с удовольствием вонзил в толстый живот монгольского владыки. Поскольку такие оскорбления смываются кровью.

И не имея возможности ответить делом на слова одуревшего от своей безнаказанности Батыя, посмотрел князь Фёдор в плоское монгольское лицо хана и сказал, как плюнул: «Негоже нам, русским князьям, вести к тебе поганому своих жён на блуд. Когда нас одолеешь, забирай себе всё!». И развернувшись спиной к опешившему от неслыханной наглости завоевателю, пошёл прочь из шатра. Вся монгольская знать, что присутствовала на переговорах, ахнула от невиданной дерзости, дернулась было стража, чтобы догнать и прикончить наглеца, но взмахом руки хан их остановил – не здесь! Батый сидел красный как свёкла, мучительно переживая унижение, которому перед всеми остальными чингизидами его подверг рязанский князь. А затем подозвал начальника личной охраны и отдал приказ, чтобы дерзкий посол был наказан смертью. Князя Фёдора убили недалеко от шатра, а вместе с ним погибло и всё русское посольство – лишь княжеский пестун Апоница сумел скрыться в суматохе, которая произошла, когда ханские тургауды[28] с копьями и мечами кинулись на безоружных рязанцев. «Апоница укрылся и горько плакал, смотря на славное тело честного своего господина. И увидев, что никто его не охраняет, взял возлюбленного своего государя и тайно схоронил его» (Повесть о разорении Рязани Батыем). Скорее всего, монголы сознательно не заметили побега княжеского пестуна, поскольку Батыю надо было, чтобы весть о случившемся дошла до князя Юрия как можно быстрее. И подвигла на необдуманные действия.

В «Повести о разорении Рязани Батыем» ясно сказано, что донёс хану о красоте жены Федора «некто из вельмож рязанских», и он же упомянул о том, что княгиня Евпраксия – родственница византийского императора. Монгольская разведка работала хорошо и где могла, вербовала кадры. Но она не была всемогуща, и с несколькими её проколами мы ещё столкнемся. Пока же отметим, что свои люди у монгольского хана были везде, и вполне возможно, что именно этот вельможа донёс Батыю, с какой целью едет в монгольскую ставку рязанское посольство…

* * *

О судьбе князя Федора и его жены Евпраксии подробно рассказывает «Повесть о Николе Заразском», которая, как и «Повесть о разорении Рязани Батыем», основана как на официальных летописных сведениях, так и на народных преданиях. Начинается эта «Повесть» с того, как в 1225 году из Херсонеса Таврического в земли Рязанского княжества прибыл чудотворный образ Николы Корсунского. Икона осталась во владениях князя Фёдора, в городе Зарайске[29], а Юрий Ингваревич построил там храм святого Николая Корсунского. Дальше сообщается, что князь Фёдор «сочетался браком, взяв супругу из царского рода именем Евпраксию. И вскоре и сына родил именем Ивана Постника». Трудно сказать, какого царского рода была Евпраксия, но на Руси в те времена знали только одного царя – византийского императора. Однако Византийская империя в те времена вообще не существовала в природе, поскольку IV Крестовый поход стёр её с политической карты мира. Но правившая в Никее династия Ласкарисов считала себя наследницей славы императоров древнего Константинополя. Вполне возможно, что Евпраксия приходилась родственницей никейскому императору Иоанну III Дуке Ватацу, и в том, что её выдали замуж за наследника Рязанского княжества, нет ничего удивительного. Положение империи было далеко не блестящим, и этот брак выглядел очень престижным как для одной стороны, так и для другой. Времена, когда русские князья брали с боем византийских принцесс, давно канули в Лету. Поэтому в том, что родственница никейского императора, которые сами происходили из незнатного рода, оказалась на Северо-Восточной Руси, нет ничего удивительного.