Наше житье - [29]

— Милый друг (я кроткая)! Ведь эти ваши Фирляны-то версты по четыре в длину. Это мне на полгода хватит.

— Так ведь все равно в пять минут вам никто не найдет. Все ищут, ходят без конца, а вам непременно, чтобы без труда — вынь да положь.

Мне делается совестно за мою требовательность.

— А что же комната, о которой вам говорили, — очень хороша?

— Нет, не то, чтоб очень, однако, говорили, что жить можно: да ведь вам что ж, непременно какой-нибудь гляс палас подавай! Живут же люди и в плохеньких.

Мне опять совестно.

— Значит, вам говорили, что она дешевая?

— Как вам сказать… о цене-то я, признаться, и не справлялась.

— Спасибо. Завтра же пойду на авеню не то Фирлян, не то Финлян и обойду все дома. Может быть, и найду ту самую комнату, плохенькую-то.

И эта как будто обиделась.

На файф-о-клок у знакомых сижу, как все, пью чай.

Вдруг распахивается дверь и влетает существо — мальчик или девочка — не знаю. Волосы стриженные, халатик. Существу года полтора — два. Увидело в полу спичку, призадумалось, высоко подняло толстую ногу и перешагнуло через спичку. Потом деловито направилось ко мне, хотя до сих пор мы знакомы не были. Подошло и посоветовало:

— Ты чай пес?

— Чай.

— Цай не хоросо. Зацем ты пес?

— Угощают, так и пью.

— Надо есть касу. Ты ес касу, тогда будешь толстая.

Советует. Да я, может быть, вовсе не желаю быть толстой.

— Зацем цай пес?

Вот привязялась!

— Милая моя, я ваших советов не спрашиваю. Может быть, там у вас в детской ваше мнение и имеет некоторый вес, но в моих глазах — никакого. Понимаете? Ноль! Теперь можете идти.

Ведь кажется ясно?

Однако, существо посопело носом и опять завело:

— А ты луцсе бы… ты бы луцсе бы…

Очевидно, и придумать не могло, чтобы такое посоветовать. Может быть, просто слов ему не хватало. Я прямо возмутилась.

— Вы сначала выучитесь говорить, а потом и принимайтесь советовать!

А родители существа радовались:

— Удивительно, как она к вам сразу подошла. И смотрите — совсем не боится!

Когда я ждала на улице автобуса, какой-то субъект, дожидавший вместе со мной, посмотрел на меня, подумал и посоветовал:

— Вы бы, мадам, сели на автобус А. М. Он бы вас довез прямо до оперы.

— А почему вы думаете, что мне нужно в ту сторону?

— Гм… я ничего не думаю. Я просто так… посоветовал.

* * *

Мне надоели мои советчики.

Что мне делать?

Посоветуйте!

Лекция об эмиграции

Политическое положение русской эмиграции в Париже. — Пресса. — Деятельность торгово-промышленная. — Земельный вопрос и аграрные реформы. — Заключение.

Милостивые Государыни и Милостивые Государи!

На этот раз я не буду ставить перед вами проклятый вопрос — «ке фер?». Все мы уже давно дали ответ на этот вопрос, и я беру на себя только скромную, но приятную, задачу рассказать вам, как именно мы ответили.

Доклад свой с присущей мне педантичностью я разбиваю на несколько пунктов. Пункт первый: политическое положение русской эмиграции в Париже.

Пункт второй — пресса.

Пункт третий — деятельность торгово-промышленная.

Четвертый — земельный вопрос и аграрные реформы.

Пятый — семья и школа.

Шестой — кредиты и признание долгов.

Седьмой — наука и искусство.

Восьмой — литература.

Девятый — пути сообщения.

Начну с того, что поздравляю в лице моей почтенной аудитории всю русскую эмиграцию, блестяще выполнившую свою задачу.

Теперь уже окончательно выяснилось, что русская эмиграция лучшая в мире, что нигде и никогда такой чудесной эмиграции не было. Все страны наперебой стараются заполучить к себе побольше эмигрантов, гордятся ими друг перед другом, и для русских эмигрантов, только для них, чтобы выделить их из банальной общей группы, придумали специальные визы.

Таково международное положение русской эмиграции.

За что же так ценят ее?

Я думаю — более всего за ту моральную сплоченность, за тот драгоценный слиток дружбы, любви и взаимоуважения, который являет ее духовный облик. Эмигрантская пресса ярко и правдиво отражает наши настроения. Разверните любую русскую газету, будь то ежедневная или еженедельная, вы всегда найдете в каждом ее отделе несколько теплых строк, полных чисто семейного мирного уюта.

Взгляните на передовицу: Милюков ли воспевает Струве, Струве ли поет Милюкова — статья всегда проникнута искренней и самозабвенной любовью. Читайте дальше: с правой стороны листа — разоблачения, затем пламенные письма в редакцию и, наконец, самый обширный отдел — отдел «распри». Распря политическая, распря междупартийная, распря внутрипартийная, распря церковная и распря газетная. На каждой распре сидит специальный редактор, он распределяет и классифицирует.

Так европейский порядок сменил нашу бестолочь.

Оставив область сантиментальную, перейдем теперь к области практической — к торговле и промышленности.

Развитие эмигрантской промышленности идет крупными шагами и, надо сказать, вызывает даже удивление Европы. Так, например, еще совсем недавно скромный русский молодой человек промыслил от француза два миллиона на предмет непачкающей ваксы. Получив два миллиона, молодой человек извинился и признался, что ваксы делать не умеет. Француз не оценил этого излома славянской души. Распаленный мечтой о двухмиллионной ваксе, он засадил талантливого промышленника в тюрьму. Но все-таки мир ахнул.