Наше море - [13]

С рассветом низко идущие облака снова закрыли все небо. На море гуляли тяжелые волны, высокие гребни били в правую скулу корабля, потоки ледяной воды заливали полубак, шипя, бежали по палубе и, ударяясь о надстройки корабля, дождем поливали мостик. [37] Ветер гулял в такелаже и раскачивал стеньги мачт. Одинокая чайка, появившаяся возле корабля, прижимаясь к воде, устремилась к берегу.

Сложный путь предстояло пройти тральщикам. Линия, проложенная на карте от Поти до устья Дуная, пересекала все Черное море с востока на запад. А у вражеских берегов их подстерегали минные поля, авиация и корабли противника. Но кто из моряков не мечтал о таком походе!

Тральщики все дальше и дальше уходили от родных берегов. Гулко работали двигатели, и далеко за кормой оставались едва различимые в утренней мгле высокие Кавказские горы. Вокруг было только бескрайнее, вспененное и взлохмаченное, величавое море.

«А на мостике все–таки потише», — подумал Корниенко, поглядывая на мокрую палубу. Там гуляла студеная волна, и комендоры жались в укрытиях возле пушек. Корниенко высмотрел на палубе своего дружка Коклюхина. Вчера они решили подать заявление о приеме в партию.

Промокший до нитки командир тральщика капитан–лейтенант Стешенко, спросив разрешение у Ратнера, спустился к себе в каюту переодеться.

Расторопный вестовой принес ему из кают–компании стакан горячего чая. Стешенко торопился, но в это время кто–то постучал в дверь каюты.

— Войдите! — не поворачивая головы, с досадой проговорил он.

— Товарищ капитан–лейтенант, разрешите обратиться!

«Это Корниенко», — узнал по голосу командир. Корниенко стоял неподвижно. Сняв шапку, он держал ее в полусогнутой левой руке. Лицо у Корниенко взволнованное.

— Что случилось? — спросил его командир.

— Товарищ капитан–лейтенант, мы идем в бой с фашистами, и вы знаете меня не первый год… Я хочу в партию вступить и прошу дать мне рекомендацию.

Стешенко улыбнулся. «Незаменимые глаза корабля» — так обычно называли Корниенко. Он всегда раньше других обнаружит вражеские самолеты, вовремя крикнет: «Бомбы оторвались», а ночью и в плохую видимость определит по звуку; свои или чужие самолеты идут за облаками и сколько их. И это не все. Корниенко, Коклюхин, парторг корабля рулевой Стасюн и боцман Яковлев — старые моряки, они помогали Стешенко осваивать новый корабль, когда он еще молодым офицером был назначен командиром корабля.

— Ну что ж, Корниенко, правильно решил. Рекомендацию сегодня же дам, — ответил командир и, глядя на лужи воды у сапог матроса, добавил: — А сейчас иди и быстро переоденься. Поход предстоит дальний.

Стешенко торопливо допил чай, натянул кожаный меховой реглан и осмотрел каюту: все ли закреплено подоходному. Задержавшись взглядом на фотографии жены, он застегнул реглан и поднялся наверх. Теперь до конца похода Стешенко не сойдет с мостика, пока не выполнит задание. Его хорошее настроение и жизнерадостность почувствовали все находившиеся на мостике, когда услышали его звучный голос. Весело посмотрев на рулевого, он запросил:

— На румбе!

— На румбе двести восемьдесят градусов.

— Так держать!

— Есть так держать!

— Сигнальщикам смотреть внимательно! Стешенко, как и командир дивизиона Ратнер, уже узнал,

что немецкий самолет–разведчик обнаружил в море эсминец «Сообразительный». Можно было ожидать нападения вражеской авиации и с аэродромов Крымского полуострова, который, когда смотришь на карту, кажется выдвинутым в Черное море авианосцем, и с берегов Румынии, куда неуклонно приближались корабли.

К полудню ветер стих, волнение уменьшилось, но кругом было все то же студеное море. Багровое солнце, блеснувшее сквозь разрывы туч, совсем не грело.

Короткий декабрьский день сменила темная тревожная ночь. Корабли по–прежнему шли с выключенными ходовыми огнями. Насторожены до предела сигнальщики и рулевые, бодрствует у орудий и механизмов команда.

И хотя Корниенко еще ночью отстоял «собаку» — как называли моряки парусного флота вахту с ноля часов до четырех утра, — чувствовал он себя хорошо. Усталость овладела им только тогда, когда он спустился в теплый кубрик и напился горячего чая. Незаметно для себя он заснул тут же у стола. Но к подъему флага Корниенко снова [39] вызвали на мостик: сигнальную вахту надо было усилить.

Занимается над морем рассвет, меркнут бледные звезды. В холодном тумане корабль, скованный легким морозцем, идет вперед. Свежо на мостике, хрустит под ногами ледок, матросы скользят по обледенелой палубе.

На рассвете впередсмотрящий крикнул с мокрого полубака:

— Прямо по носу плавающая мина!

Корабли, отвернув от курса, обходят круглый черный шар. Здесь уже чувствуется приближение берега, видимо, где–то близко выставлены минные заграждения противника.

Наступил решающий день. Стешенко знал, что в Констанце и Сулине находятся военные корабли противника и оттуда можно ожидать в любой момент нападения.

Наконец от командующего операцией контр–адмирала Фадеева был получен сигнал: «Действовать самостоятельно, согласно инструкциям». И первая группа — тральщики «Мина» и «Арсений Расскин» — легла курсом к Дунайскому гирлу, откуда вероятнее всего могли появиться вражеские транспорты и корабли.