Наше дело - табак - [18]

— Не знаю, — пожала она обнаженными плечами. — Может, пристукнет тебя.

— А тебя?

— Меня — нет.

— Почему?

— Я знаю. — Она потянулась.

— Я люблю тебя.

— Спасибо. — Она равнодушно зевнула. Для нее слово «люблю» было внутри пустым, как барабан. Она знала, что в нее влюблялись. Без нее не могли жить. Она же относилась ко всему куда проще. Она просто ловила кайф.

— Вообще, мне кажется, что помимо меня ты любишь и ощущение опасности. И запретный плод — каково это — трахать жену своего приятеля, который столько для тебя сделал. Это же здорово,

— Приятеля, — усмехнулся он.

— И еще ты адреналин гоняешь, когда представляешь, что будет, если он узнает обо всем. Убьет или не убьет, а?

— Или я убью его, — вдруг зло произнес он.

— О, это уже что-то новое, — насмешка в ее голосе стала еще звучнее, откровеннее.

— Ты меня просто плохо знаешь.

— Хорошо я вас всех знаю. — Она зевнула. — Все вы одинаковые.

Он почти с ненавистью посмотрел на нее, а она прикрыла глаза и натянула на себя простыню…

Глава 11 ОХРАННАЯ ФИРМА «ЯНЫЧАР»

Старший помощник капитана, глядя в иллюминатор на возникший внизу аэропорт Полесска, примерно представлял, как все будет. Прямо около аэропорта к ним подкатят ребята в кожанках или в пиджаках — за год, что его здесь не было, многое могло измениться. Но он знал, что во главе их будет Баха — правая рука Корейца. Самого Ана морякам видеть не доводилось — главарь предпочитал не светиться. Все вопросы улаживали его шестерки, которыми руководил здоровенный, природой созданный для того, чтобы подавлять саму мысль о сопротивлении, Ваха.

Шасси самолета, следовавшего рейсом Марсель-Полесск, со стуком коснулись бетона посадочной полосы. Стюардесса улыбнулась на прощание. Один из мариманов, клеившийся к ней всю дорогу, попытался назначить ей свидание, но из-за избытка поглощенного им джина без тоника так и не сумел сформулировать, где ждет даму, его увлекли прочь, в теплый полесский вечер более стойкие товарищи.

Мариманы чувствовали себя немного неуютно. Каждый раз, возвращаясь из плаваний, которые длились порой по полтора года, они оказывались в другой стране, становившейся все более чужой, и шока от этого момента узнавания и неузнавания хватало надолго.

Мысли старпомом владели невеселые. От них ему часто вообще не хотелось жить. Все, чему он посвятил свою жизнь, в последние годы шло прахом.

То, что еще недавно было гордостью страны, — прекрасный торговый, рыболовецкий флот, белоснежные пассажирские суперлайнеры — от этого, увы, сегодня мало что осталось. Если уж искать исторические аналогии, последствия экономических реформ для российского флота можно сравнить разве что с потоплением испанской Великой армады. Большая часть его в последние годы утеряна безвозвратно — суда растащили втихаря, как раньше тащили с работы мешок цемента, продали и перепродали, приватизировали, сдали на лом, потопили. Все получилось, как всегда в России, — ушлые ребята заработали рубль, а изгадили все на тысячу.

Войны за приватизацию пароходств были одними из самых кровавых во всей истории постперестроечных мафиозных войн. Людей косили десятками — уж очень жирный кусок выдирали друг у друга из рук и из зубов. В результате для тех, кто крепкой якорной цепью был повязан с морем, настали тяжелые времена.

Раньше моряк знал, что в срок он обязательно выйдет в море, пробудет там с полгода, а то и поболе, подзаработает деньжат, пусть и не слишком большие, ну а что ему не доплатит государство, возьмет сам, прикупив технику, шмотки — все то, что обходилось на Западе так дешево и стоило дома так дорого. Но флот пошел на дно, и сегодня моряку ох как трудно найти свой корабль.

Но вот запестрели полосы газет объявлениями: «Требуются мотористы, судомеханики, целые экипажи. Ждем вас с распростертыми объятиями в Полесске». И потянулись матросики, боцмана, дизелисты и коки со всей страны. Полесск стал перевалочной базой, где солидные или жульнические фирмы собирали экипажи для флотов самых разных стран. Неожиданно выяснилось, что на наших моряков в мире большой спрос, поскольку русские экипажи по праву считаются одними из лучших. Во-первых, наш моряк — дешевый моряк, он получает в несколько раз меньше своих западных коллег да еще считает, что его осчастливили. Во-вторых, русский моряк — моряк высокопрофессиональный. Все знают, что ему нет равных по действиям в нештатных ситуациях. Наш человек привык драться и побеждать там, где западный обыватель мирно и правопослушно ложится и умирает — этого у нас не отнять. Ну и, наконец, русскому моряку легче всего взгромоздиться на шею, попить его кровушки, впившись в загривок вампирьими клыками, а потом, при окончательном расчете, изящно и просто обвести вокруг пальца. Потому что русский человек прекрасно борется со стихией и с врагами, но туго представляет, как биться за свои права с прохиндеями.

Некоторые из тех, кто уходил в море под китайским, французским, либерийским флагами (кстати, Либерия — самая мощная морская держава мира, из-за диких льгот там регистрируется большинство судов в мире), зарабатывали по тысяче-полторы долларов в месяц, да еще льготная растаможка машин и задешево приобретенные вещи. Так что люди считали, что им везло. Другим везло меньше. Конторы, которые нанимали экипажи, иногда вместе с судами имели привычку внезапно исчезать или просто обжуливали матросиков, бросая их на произвол судьбы на другом конце земного шара. И целые экипажи куковали по несколько месяцев где-нибудь на Берегу Слоновой Кости, не имея возможности вернуться на свою горячо любимую, хоть и прилично опустившуюся родину.