Наша война - [42]

Когда ночью я вернулся с поля боя в Ториху, начальник штаба сообщил мне, что командир корпуса несколько раз вызывал меня по телефону, спрашивая, что происходит в нашем секторе. Узнав о наступлении наших частей, он поинтересовался, чье это распоряжение, и приказал, чтобы я позвонил ему, как только появлюсь.

В это время раздался звонок — снова звонил командир корпуса. Он задал мне все те же вопросы. Я ответил, что нас атаковали, мы организовали контратаку и отбросили врага. Попросив разрешения приехать к нему в штаб и получив согласие, я отправился туда. Принял он меня грубо, но я спокойно объяснил обстановку и свой план на следующий день. Он с трудом согласился. Почему? Командир корпуса, как и Миаха, с недоверием относился к нашей молодой армии и к нам, новоиспеченным командирам.

Проведенная нами операция была первой операцией, доказавшей боеспособность молодой армии. 13 марта мы продолжали атаки и к вечеру овладели Трихуэке. 14 марта противник перешел к обороне по всему фронту и спешно начал фортификационные работы. Мы снова и снова атаковали противника по всей центральной части фронта. В то время как 9-я бригада заняла Трихуэке, 10-я испанская, 11-я и 12-я Интернациональные бригады атаковали Каса дель Кобо, Паласио де Ибарра и другие населенные пункты, занятые противником, нанесли ему большой урон и взяли большое количество пленных и трофеев. Батальон имени Гарибальди и франко-испанский батальон 12-й Интернациональной бригады при поддержке роты танков захватили Паласио де Ибарра, уничтожив большую часть защищавших его сил противника, а оставшихся в живых взяли в плен. Два батальона, брошенных противником на помощь оборонявшимся в Паласио де Ибарра, были уничтожены. 13 и 14 марта памятны нам как дни первых огромных успехов в борьбе против Итальянского корпуса.

С 15 по 18 марта обстановка на фронте была относительно спокойной. Противник закреплялся на местности, а мы готовились к контрнаступлению, намеченному на 18 марта.

Республиканское контрнаступление

Наше наступление началось атакой на Бриуэгу. В тот же день мы взяли ее. Этот бой был образцом взаимодействия всех родов войск. Хотя артиллерии в нашем распоряжении было немного, она провела сильную, точную артподготовку. За интенсивной бомбардировкой с воздуха последовали стремительные налеты истребителей, обстреливавших позиции противника из пулеметов. Когда все кругом еще было окутано дымом от разрывов бомб, в атаку вслед за танками бросилась пехота. После первого же удара итальянцы обратились в бегство.

На следующий день бой продолжался. 20 марта, продвинувшись более чем на 20 километров по всему фронту, мы достигли линии Миральрио — Леданка— Онтанарес — Аламинос — Лас Инвиернас, куда противник отступил на подготовленные позиции. Итальянский корпус был разгромлен. В ночь на 21 марта его сменили испанские части. План окружения Мадрида силами Итальянского корпуса, неплохо разработанный стратегически, потерпел крах. После этого противник сосредоточил свои основные усилия на Северном фронте.

Итальянцы потеряли 1500 человек убитыми, 1200 пленными, 65 пушек, 13 гаубиц, около 500 станковых пулеметов, более 3000 винтовок, 10 танков (помимо уничтоженных), около 200 автомашин, грузовиков и тракторов (еще больше было уничтожено в бою), более 5 миллионов патронов и около 30 тысяч артиллерийских снарядов.

Мы оплакивали комиссаров Хуана Манчона и Хосе Абада, капитанов Франсиско Асенсио Альвареса и Алонсо Морено. Асенсио, тяжело раненный в боях под Мараньосой, узнав, что его батальон отправился в Гвадалахару, сбежал из госпиталя, принял командование своей ротой и погиб во время атаки на Трихуэке. Я получил от начальника госпиталя сообщение о бегстве капитана Асенсио спустя несколько часов после его героической гибели. Алонсо Морено я знал с 1935 года. Он был фельдфебелем в одном из пехотных полков и активным организатором антифашистских групп в казармах Мадридского гарнизона. Во время астурийского восстания в октябре 1934 года он стал на сторону народа, за что был арестован и заключен в тюрьму. До февраля 1936 года Морено находился под надзором, продолжая службу в армии.

Во время этих боев погибла семнадцатилетняя Антония Портеро, член Союза объединенной социалистической молодежи, в который она вступила еще до войны 1936 года. В дни тяжелых боев в Гвадарраме и обороны Мадрида она показала себя настоящей героиней. Ее храбрость удивляла даже закаленных в борьбе мужчин. Она пользовалась большим доверием, и в ноябрьские дни бойцы пулеметной роты батальона имени «Хосе Диаса» избрали ее своим политическим делегатом. Прошло тридцать лет, а я как сейчас вижу ее глаза, припухшие от лихорадки губы, ее энтузиазм, воодушевлявший людей. Перед боем за Трихуэке, когда я сказал Антонии, что ей необходимо выспаться, она весело ответила, указывая на деревню: «Этой ночью мы все там выспимся». Через несколько минут она была убита.

Огромную роль в этих боях сыграли комиссары. Руководили ими Себастьян Сапираин, комиссар 4-го корпуса, и Сантьяго Альварес из группы «Листер» при активной помощи Баудильо Санчеса, Пако Ганивета и других замечательных товарищей. Важный вклад в политическую работу внесли Луиджи Лонго и Пьетро Ненни — комиссары Интернациональных бригад и особенно всегда неутомимый Карлос. Комиссары развернули огромную политическую работу во всех частях и подразделениях, разъясняя солдатам характер и цели нашей войны, значение данного сражения; вели пропаганду, обращенную к солдатам противника на их родном языке, явившуюся важным фактором их деморализации, организовывали встречи братского единения между фронтом и тылом, заботились о бойцах.