Наша восемнадцатая осень - [5]
— Отплюнься!
— Вот тебе и отплюнься. Официальное сообщение.
И сразу веселое настроение уносит, словно порывом холодного ветра.
— Ребята, ведь от Минвод до нас по шоссе что-то около сотни!
— Сто десять точно.
— Так какого же черта нас здесь с утра маринуют? Сразу бы оформили взводы — и айда!..
— Спроси у военкома. Он тебе все по-дружески выложит. От души.
— А кто там сейчас воюет, под Минводами?
— Тридцать седьмая армия.
— Какая тридцать седьмая? Там Девятая. Тридцать седьмая давно под Орджоникидзе.
— Откуда ты знаешь?
— Просто знаю, и все.
— Он племянник начальника генерального штаба. Ему дядюшка все секретные сводки по дислокации частей докладывает.
— Ну и дурак!
— А ты круглый, да еще в квадрате.
— Хватит, мальчишки! Мы не в классе, а на военной службе. Стыдно!
Это Витя Денисов. Тихий, миролюбивый Витька по прозвищу Голубчик. Комсорг нашего класса. Он и в школе всегда призывал к благоразумию и гасил самые горячие споры. Вот и сейчас после его слов мы сбиваемся в кучку и бредем к забору, в жидкую тень акаций. Плюхаемся в траву. Отдуваемся.
Ну и денек выдался сегодня! Как в Африке.
— Закурим, что ли? — предлагает Вася Строганов. — У меня есть «Пушка».
Мне почему-то не хочется курить. Да и не курю я по-серьезному. Просто балуюсь. После первой же затяжки у меня начинает кружиться голова и горло схватывает тошнота.
Я лежу на траве, привалившись спиной к забору, и думаю.
Если немцы заняли Минводы и Георгиевск, то теперь понятно, почему нас досрочно забирают в армию. Ведь почти всем ребятам нашего класса, как и мне, еще не исполнилось восемнадцати. Кто не дотянул месяца, кто двух или трех. Нас или бросят на оборону города, или, наоборот, выведут из города куда-нибудь подальше. Вероятнее всего последнее, потому что в городе есть гарнизон, а мы еще ни на что непригодны. Мы даже не знаем, как действовать в обороне или во время боя. Мы только умеем стрелять да чистить винтовки… Немцы будут наступать на город по двум самым удобным дорогам. Не дураки они, чтобы сунуться в горы. Из Георгиевска они пойдут, конечно, на Ново-Павловскую, а из Минвод на Пятигорск и на Баксан. За нашими спинами только одна удобная дорога — на Старый Лескен, Оттуда по шоссе можно добраться до Эльхотова или лесами пройти на Чиколу. А там прямой путь через Ардон на Орджоникидзе. Нет никакого сомнения, что в Орджоникидзе стоят наши части для обороны Крестового перевала. Наверное, к ним нас и припишут. Хотя… Странно, для чего нас распределяют по командам — кого в связь, а кого в пехоту? Наверное, правильно сказал Левка, что это условно. Нет, все-таки нас эвакуируют из города куда-нибудь и будут учить. Какие из нас солдаты без знания тактики и без всякого военного опыта?
Я высказываю свои соображения ребятам.
— Конечно эвакуируют. Ни шиша мы не стоим без обучения, — говорит Лева Перелыгин.
— Учить могут прямо в части, — предполагает Витя Денисов.
— А уведут, наверное, в Орджоникидзе. Там есть пехотное училище.
— Так тебя сразу в училище и определили. Держи карман!..
— Конечно в Орджоникидзе! На север пути нет, там везде фрицы, — говорит Миша Усков.
— А добровольцы, наверное, уже все под Ростовом солдатами стали. Не то что мы…
— Братцы, а на чем они нас повезут? — спрашивает вдруг маленький Гена Яньковский.
Гена очень не любит ходить пешком. Даже в школу, которая находится на той же улице, где он живет, он всегда приезжал на велосипеде.
— Мы поедем в голубых туристских автобусах с желтыми кожаными сиденьями. Если не веришь, сходи посмотри. Они стоят за туалетом. Четыре новенькие машины, — говорит Вова Никонов.
— Ребя, я уже два раза ходил и ничего не видел, — удивляется Генка. — Может, их перегнали в другое место?
— Сходи еще разок, может, увидишь.
Мы хохочем.
Все знают, что несколько дней назад Девятая армия, проходившая через город, реквизировала весь транспорт для перевозки раненых. Осталась только полуразбитая «эмка», принадлежащая горисполкому.
— Ребята, сколько от нас до Старого Лескена?
— Километров шестьдесят.
— А до Орджоникидзе?
— Напрямую сто тридцать пять.
— Если по тридцать километров в день, это будет четыре с половиной дня… — подсчитывает Вася Строганов.
— Ты что — по тридцать! Да у тебя через пятнадцать километров язык через плечо висеть будет!
— Под Старым Лескеном леса очень красивые, буковые! — мечтательно говорит Витя Денисов. — Мы с братом туда ходили. На Аргудан, Такие чащобы…
— Это на Аргудане-то буковые леса? Сплошной терн! Буком там и не пахло, — возражает Витя Монастырский.
— Ни буков там, ни терна, самый простой лес, вроде как у нас за Хасаньей, — лениво говорит Лева Перелыгин.
— Вот на Череке леса… — начинает Вова Никонов, но спорить никому не хочется, и все соглашаются, что на Череке лучшие леса в мире.
Мы лежим на траве. Вася Строганов лениво дымит своей «Пушкой», Витя Денисов закинул руки за голову, закрыл глаза и, кажется, дремлет. Гена Яньковский вытянулся рядом со мной, и лицо у него озабоченное, Если бы не было войны, мы через две недели пошли бы в школу, В десятый класс. А теперь какая уж школа. Еще весной девять городских школьных зданий из одиннадцати были заняты под эвакогоспитали, а в оставшихся двух занятия шли кое-как, да и то только в младших классах. Старшеклассников мобилизовали на оборонные работы. Мы тоже рыли целый месяц огромный противотанковый ров под Котляревской. Девочки наши, окончив краткосрочные курсы медсестер, работали в госпиталях. Они уже повидали войну, вернее — ее результаты. Они передавали нам рассказы раненых. Из этих рассказов мы узнавали такие подробности о боях, например за Ростов или Ставрополь, каких не было ни в одной из газетных сводок.
