Наша улица (сборник) - [53]

Однажды, когда я стоял возле коровника и издали любовался великолепием помещичьего дома, моим глазам представилось поразительное зрелище: через открытые двери барских покоев выпорхнул на террасу с цветными стеклами светлый ангелок - сплошной муслин, голубые ленты и белокурые локоны. В своем белом легком платьице и в светло-голубых коротких чулочках, ангелок с такой легкостью порхал по террасе, что казалось, вот-вот он расправит крылья и улетит.

- Ой, Доба, смотри! - воскликнул я в упоении, указывая рукой на девочку.

Доба подняла голову от подойника, посмотрела в ту сторону, куда я показывал, и бесстрастно заметила:

- Это паненка Ванда. Ей недавно исполнилось десять лет.

И снова принялась доить, как будто перед ней был не чудесный ангелок, а обыкновенная девчонка. Кто знает, как долго я простоял бы с открытым ртом в изумлении перед белокурой девочкой, если бы не увидел нечто такое, что еще больше потрясло мое сердце: крестьянский мальчишка моих лет, с лицом, густо усеянным веснушками, и с шапку темно-рыжих волос, вывел из конюшни, которая находилась как раз напротив коровника, удивительную, шоколадного цвета лошадку - маленькую, на коротких ножках, с маленькой головкой и крошечными настороженными ушками, с коротко подстриженной гривой, которая щетинилась на короткой толстоватой шее, - настоящая игрушечная лошадка, только живая.

Потешно подстриженная челка на ее лбу с белыми пятнами и длинный-предлинный хвост до самых копыт делали ее похожей на маленькую девочку, которая нацепила на себя мамино платье не по росту. Смешно и мило!

В кои-то веки увидишь такую лошадку, разве лишь в цирке. Для какого мальчишки такая лошадка не стала бы предметом мечтаний?

Хотя лошадка шагала спокойно и послушно, мальчик вел ее так, как опытные конюхи ведут горячих, норовистых коней. Одна рука у самых удил, вторая держит уздечку, тело откинуто назад: трудно, мол, удержать горячего коня...

Одним прыжком я очутился около мальчика.

- Ой, какая лошадка!

- Ло-шад-ка! - мальчик посмотрел на меня с насмешкой, - пони это, а не ло-шад-ка. Шотландский пони.

Нелли ее зовут. А ты чей будешь?

- Я из города.

- Городской? - Серо-голубые глаза мальчика быстро смерили меня взглядом. - В школу небось ходишь?

- Как же? В четвертом классе городского.

- Ишь ты! - В его голосе послышалось почтительное удивление. - Наверно, хорошо знаешь грамоту?

- Я же говорю тебе: в четвертом классе.

Васька отпустил узду и всею пятерней забрался в свою шапку густых волос.

- Эх, дол-жно быть, хорошо - уметь читать и писать!

Какое там читать и писать, - для меня теперь ничего не существовало, кроме Нелли. Я бы охотно променял всю свою четырехклассную премудрость на одну такую лошадку. Хоть бы раз прокатиться на ней!

- Ой-ой, какая лошадка... то есть какая пони. Настоящая картинка! - все больше воодушевлялся я. - Чья она, твоя?

Взгляд мальчика стал еще насмешливее, как будто В моих словах была дикая бессмыслица.

- Мо-я-я! Ну и сказал! Разве это крестьянская лошадка? Это пони паненки Ванды. Подарок пана ко дню ее рождения, из самой Шотландии привезли. Страна такая есть по ту сторону моря. А ты говоришь - моя!

Нелли, видно, наскучило стоять на месте и прислушиваться к разговору, который ее нисколько не занимал.

Не долго думая она зашагала дальше на своих коротких ножках, как бы говоря: "Оставайтесь на месте, если вам Не надоело нести вздор! А меня вывели проветриться, и я пойду гулять".

Мальчику, однако, не хотелось уходить.

- Стой, Нелли, - сказал он. - Посмотри, что у меня есть...

Засунув руку в глубокий карман своих холщовых штанов, он достал кусок сахару и дал лошадке.

Нелли влажными губами слизнула с его ладони сахар и, нагнув голову, слегка толкнула мальчика в плечо, то ли благодаря его за угощение, то ли прося еще.

Мальчик потрепал ее по шее.

- Это очень трудно научиться читать и писать? - повернулся он ко мне.

- Ни капельки не трудно. Дай мне только покататься на пони, и я тебя научу читать и писать. Да это раз плюнуть.

Глаза мальчика засияли.

- В самом деле? И цифры тоже научишь писать?

Хорошо, дам тебе покататься.

Но тут же спохватился:

- На Нелли не могу. На другой лошади, если хочешь.

- Нет. На Нелли.

- Я тебе говорю - нельзя! Нелли никого, кроме паненки, никогда на себе не носила. Она сразу почувствует чужого, сбросит тебя.

- Ну да, сбросит! Не вижу я, что ли, какая она смирная!

- А я говорю, норовистая? Конечно, смирная. Но нельзя. Закапризничает. Ни один мальчик еще никогда не сидел на ее спине, понял?

Нельзя сказать, что я понял, но уступить пришлось.

- Ладно, пусть на другой лошади. А как тебя звать?

- Васька. Васька Лопух. Я под конюхом Антоном.

Подконюший, - с важностью представился он. - А тебя как зовут?

Так и договорились: я буду учить Ваську читать и писать, а он меня ездить верхом.

5

Васька не знал даже азбуки, но зато он знал много такого, что мне казалось важнее умения читать и писать.

Познания Васьки в одном только лошадином деле превышали все, чему я научился у всех своих учителей и наставников, вместе взятых.

Васька улучил момент, когда Антона, старшего конюха, не было в конюшне, и представил мне одну за другой всех благородных лошадей бранчицкого барина: Демона, верховую лошадь пана, чистокровного молодого цараба на тонких жилистых ногах, с длинной гордой шеей, изогнутой как гриф какого-то редкого музыкального инструмента; Леди, верховую лошадь пани, коричневато-рыжую "англичанку" с поджарым животом, как у гончей, с сухими ногами, забинтованными желтыми бинтами, с длинной и вытянутой мордой - как лицо девушки-вековухи, и с культяпкой вместо хвоста; трех "орловцев", серых, в черных яблоках, с могучими шеями, с густыми гривами и длинными хвостами - настоящая удалая русская тройка. Но особенно Васька гордился аргамаком панича Стасика с кличкой "Вихрь", который, кроме Антона и панича - он кавалерист, - не подпустит к себе никого, даже самого губернатора Все это были лошади высокого происхождения, "чистых кровей", как говорил Васька. Он называл по именам их предков и высокую цену, которую заплатили за каждую из них.