Наша трагическая вселенная - [47]

Я знала об этой истории. Однако сомневалась в ее достоверности.

— Ну что ж, удачи, — сказала я, переступая через кроссовки.

Я уже твердо решила не говорить Кристоферу ничего о мусоре. Преодолев оставшиеся мокрые ступеньки, которые вели к нашему дому, я решила первым делом проверить электронную почту. Может, окажется, что со мной произошло нечто удивительное. Хотя это было маловероятно, ведь со мной никогда ничего удивительного не происходило. А если что-то удивительное все-таки случилось, я в любом случае об этом не узнаю. Если, конечно, дело не касается «Орб букс». Проблема заключалась в том, что мне не удавалось проверить свой почтовый ящик: я не платила за него уже так давно, что меня отключили еще несколько месяцев назад, несмотря на то что Кристофер со школы дружил с ребятами, работавшими теперь в провайдерской конторе. Тем не менее, если я направлюсь прямиком в кабинет, то смогу избежать разговоров о мусоре, а если уйду с головой в новые коммерческие предложения и административную работу, то смогу не думать о том, как Либби рыдала всю дорогу до своего дома, и обо всех этих разбитых отношениях, и все будет хорошо. Может быть, Ви отправила письмо о книге Ньюмана на мой рабочий ящик в «Орб букс». Или Клавдия написала, что Ви уже сто лет пытается со мной связаться и хочет сказать, что не держит на меня зла. Вероятно, в буфете осталось немного какао. Тогда я проверю почту, дождусь, пока Кристофер ляжет спать, сварю себе какао и сяду читать газету, и уйду в мир, находящийся за пределами моего мира, и все будет хорошо. Возможно, я даже решу кроссворд и подумаю, какую схему для вязания куплю себе завтра.

Едва я открыла дверь, как стало ясно, что все не так уж хорошо. В доме стоял запах гари и в коридоре что-то шлепало. Шлеп, шлеп, шлеп. Что это?

— Кристофер?

Я поставила зонтик сушиться у двери, а потом повесила пальто и сумку на лестничные перила. Я сняла с Беши поводок, и она побежала наверх и уселась у двери в ванную, дожидаясь, пока ее вытрут. Если я долго не поднималась к ней, она сбрасывала свое полотенце на пол и каталась по нему до тех пор, пока не оказывалась сухой: она терпеть не могла сырость.

— Солнышко? — попробовала я еще раз, и тут что-то капнуло мне за шиворот. Я посмотрела под ноги и поняла, что стою в луже. То, что шлепало в коридоре, было дождевой водой, которая капала на пол и впитывалась в ковер. Я пошла на кухню и нашла там кастрюльку, которой мы пользовались реже всего — ковшик для варки яиц, купленный мной после возвращения из нашего единственного путешествия. Я наконец обнаружила Кристофера — он лежал, свернувшись клубком, на диване, — и воздух в доме пульсировал отчаянием. Я подумала, что разумнее будет сначала разобраться с протекшей крышей, а уже потом — с Кристофером.

— Что ты делаешь? — спросил он убитым голосом.

— Подставляю кастрюльку. Крыша опять течет. Ничего страшного.

— Как там изменница из Дартмута?

— Не называй ее так.

— Почему? Это ведь правда. Если бы ты вела себя так, как она, я бы тебя убил.

Опуская кастрюльку на пол, я поскользнулась и упала, угодив коленом прямо в лужу. Ощущение было такое, будто я опустилась на холодную мокрую мочалку.

— Черт, — вырвалось у меня.

— Ты и сегодня не в духе? — спросил Кристофер.

Я встала. Под джинсами у меня были толстые шерстяные колготки, и теперь два слоя мокрой ткани облепили кожу на коленке. Мне бы следовало пойти наверх и переодеться, но тогда меня наверняка обвинили бы в том, что я в гневе выбежала из комнаты, поэтому я решила остаться и смириться с промокшей ногой.

— Кристофер, слушай, мне неохота снова начинать спор о том, кто из нас сегодня не в духе. С тобой определенно что-то не так, и я не собираюсь тратить час на то, чтобы убедить тебя в том, что со мной-то как раз все в порядке. Я лучше выпью стакан воды и пойду к себе немного поработаю.

Он ничего не ответил. Когда я снова вошла на кухню, запах гари усилился. На плите стояла сковородка с двумя сосисками, сожженными до угольков и похожими на останки пальцев болотного человека.[24] Я достала чистое кухонное полотенце и принялась промакивать им колено. Интересно, а если бы Кристофер застал меня за этим занятием, он бы решил, будто я развела страшную суету из-за какой-то там протечки и молча виню его в том, что он сам не подставил кастрюльку? Он бы увидел враждебность в этом действии? Мне вдруг захотелось кричать. Все дело в моей голове. Пора прекращать думать, надо вести себя как все нормальные люди — без попыток предугадать поступки и мысли других. Я налила воду в чайник и поставила его на огонь.

— Что здесь произошло? — произнесла я, глядя на сковороду. — Кристофер! Извини, что нагрубила. Я немного устала. У тебя все в порядке?

На кухонном столе лежало открытое письмо, которое явно сначала скомкали, а потом разгладили. Один его уголок мок в лужице воды: видимо, Кристофер тут делал себе кофе. Мне будто оставили набор подсказок — прямо как в детской телеигре. Итак, в какой-то момент он решил поджарить сосиски, но бросил их. И не стал за собой убирать, что вообще на него не похоже. Он проигнорировал протекший потолок и свернулся калачиком на диване. Я взяла со стола письмо и прочитала его. Это был очередной отказ: на этот раз — от организации под названием «Вересковый сад». Он ходил к ним на собеседование две недели назад и толком не был уверен, хочет ли там работать. Ему больше нравились старые здания и ограды, нежели растения, но большинство организаций, занимавшихся реконструкцией, даже на собеседование его не приглашали.