Наша союзница – ночь - [7]

Город заполонили автомобили: десятками они стояли у кафе, баров, неистово сигналя, сновали по улицам. На большинстве машин были флажки анархистов с надписью «FAI–CNT»[16]. Эти надписи пестрели на многих автомашинах, намалеванные сзади, спереди и по бокам. Меньше было машин с красными флажками и еще меньше – с государственными.

Здесь мы распрощались с Павлом-танкистом. В дороге мы так сдружились, будто были давно знакомы.

– Живы будем, обязательно встретимся! – сказал Павел, прощаясь.

– Встретимся, – подтвердила я, хотя в то время отнюдь не была уверена, когда это произойдет.

Мы действительно встретились, но об этом впереди.

В Барселоне мы заночевали. Администратор гостиницы нас предупредил:

– У нас очень строго со светомаскировкой, соблюдайте ее. Прежде чем включить свет, хорошенько зашторьте окна. Будьте осторожны и внимательны. – И, лукаво посмотрев на нас, добавил: – Если заметят свет, могут обстрелять.

Мне не спалось: с улиц доносились звуки сирен автомашин, музыка, пение, одиночные выстрелы и временами перестрелка.

Я вышла из номера.

Пожилая дежурная по этажу производила уборку.

– Сеньора, кто это стреляет? – спросила я.

– Возможно, пятая колонна[17]. Их люди иногда, особенно ночью, выползают из своих нор и нападают на народную милицию, а может быть, милицианос анархистас – для храбрости, – ответила та невозмутимо.

Вернулась в номер, не включая свет, приподняла штору и была поражена: по улицам, нарушая светомаскировку, двигались взад-вперед автомашины.

Поезд в Валенсию уходил после обеда, и мы еще раз вышли в город.

Барселона раскинулась амфитеатром по побережью бухты. Шла война, и в огромном порту было мало судов, хотя до мятежа их здесь бывало до пяти тысяч в год.

В старой Барселоне дома четырех-пятиэтажные, и даже двух-трехэтажные, с многочисленными балконами, кривые узкие улицы, где трудно, а иногда и просто невозможно разминуться и двум машинам.

В Новом городе – широкие улицы, красивые здания, аллеи и парки, много кафе, цветов и музыки.

Что меня особенно поражало в Барселоне – на многих зданиях, занимаемых комитетами анархистов, – огромные, художественно выполненные портреты Бакунина и Кропоткина.

Треть города – «красное кольцо» – рабочие пригороды.

На некоторых улицах, у ряда предприятий на окраинах еще оставались баррикады из мешков с песком, из камней разобранных мостовых и даже в одном месте – из бутылок и бутылей.

На улицах было людно, но и тут война давала о себе знать. Продавцы газет напоминали о ней, выкрикивая сводки о положении на фронтах, заголовки очерков о боевых делах и подвигах; слышались песни о силе народа, о варварстве фашистов, о баррикадных боях прошлого. Теперь «красное кольцо» было хозяином всего, но черно-красные галстуки анархистов настораживали. Они выкрикивали много революционных и еще больше провокационных лозунгов.

– Иначе я себе представлял войну в Испании, – сказал мне однажды Порохняк, проходя мимо столиков кафе, вынесенных на улицу, где многочисленные военные с оружием и молодые люди спокойно и весело попивали кофе и вино и возбужденно разговаривали. Из музыкального автомата лились «Марсельеза», а потом – танго и фокстроты. Создавалось впечатление, что угроза миновала, что враг разбит.

В действительности шла борьба не на жизнь, а на смерть.

Об этом мы знали еще до прибытия в Испанию, это подтверждали республиканские газеты и призывы на красных полотнищах.

На фронтах мужественный испанский народ с величайшей отвагой отражал фашистское нашествие, а в тылу самоотверженно работал на предприятиях, в сельском хозяйстве, стараясь обеспечить войска всем необходимым.

– В эти тревожные дни на фронте солдаты страдают от непогоды, голодают и умирают от ран, а тут в тылу – льется вино и звучит музыка. Многие забыли о тех, кто сражается, – заметил Порохняк.

Республиканское правительство находилось в Валенсии, там были и военные власти, и наши советники, к которым мы должны были явиться.

После полудня мы выехали дальше к цели командировки. Справа виднелись горы, покрытые зелеными деревьями и садами, слева – сине-голубое Средиземное море. Местами железная дорога проходила по самому его берегу.

Поезд часто останавливался на станциях, и только поздно вечером, преодолев 350 километров, мы прибыли в Валенсию.

Несмотря на поздний час, добровольцев встречали представители организаций Народного фронта. Объятия, цветы, приветствия. В отличие от встречи в Портбоу, здесь меньше было черно-красных повязок и галстуков – опознавательных знаков анархистов.

Город был погружен во тьму, слышались приглушенные гудки автомашин.

По пути в гостиницу мы воочию ощутили войну. Увидели ее последствия: повозки и тележки беженцев из занятых мятежниками районов, запряженные мулами или осликами с бедным скарбом, и самих беженцев с детьми; семьи батраков, рабочих, крестьян и интеллигентов, спасающихся от фашистского варварства.

Внезапно завыла сирена, предупреждая о приближении вражеских самолетов, прозвучали тревожные сигналы автомашин.

Для нас это была первая воздушная тревога, встреча с врагом.

Движение на улицах замерло. Одиночные машины с затемненными фарами, отчаянно сигналя, пробегали по опустевшим улицам. Мы остановились у подъезда массивного темного здания. Ночь была теплая, звездная. Издали доносились раскаты взрывов. Наконец послышались длинные гудки отбоя, и улица стала оживать.