Наша любовь нужна России - [31]
62. М. К. Морозова — Е. Н. Трубецкому
[21 августа 1910 г. Михайловское. В Бегичево.]
4>е письмо
Суббота
Милый друг! Спешу сообщить тебе, что я переезжаю совсем в Москву, в понедельник 23>го августа, мне необходимо устраивать квартиру. Пишу это, т. к. сомневаюсь, что твое заседание состоится теперь, а следовательно, до 31>го или 1>го мы не увидимся. Пиши мне в Москву, на Смоленский бульв<ар>, до 10>го сент<ября> мы еще в доме остаемся. Вчера получила твое письмо. Напрасно ты беспокоишься, что я тебя в чем бы то ни было собираюсь уговаривать. Будь совершенно спокоен и верь моей дружбе, она неизменна по отношению к тебе. Уезжай, мой друг, если это тебе необходимо и так тебе говорят твои чувства, разве я могу тебе в чем-нибудь не помочь как друг. Как мне жаль, что ты так страдаешь, такое мучительное раздражение переживаешь. Я далеко не думаю, что это “пустяки”, а вижу, что нужно всячески стараться, чтобы этого не было больше. Для этого я все сделаю, чтобы ты успокоился. Про себя скажу, что все это время глубоко грустила о распадении милого и дорогого дела, нашего кружка и собраний в “Еженед<ельнике>”, и отчаивалась в душе найти возможность продолжения этого дела, хотя в другой форме, конечно. Но вот эти дни очень, очень была утешена, очень во мне подняли дух письма многих и, главное, Сергея Андреевича(108). Хочу верить, что сама жизнь идет мне навстречу, не напрасно, может быть, потрачено столько сил, веры и жертв, что-нибудь живое у меня, может быть, останется, живое в том смысле, как я его люблю и верю. Надеюсь, что нам с Серг<еем> Андр<еевичем> и с другими удастся сохранить отношения, завязавшиеся в нашей редакции, и продолжать это дело, найти ему новое русло. Будь покоен, ни продолжения “Ежен<едельника>”, ни твоего какого-нибудь председательства или редакторства не будет, все это отклонила и писала Серг<ею> Андр<еевичу>, что тебе надо писать и уехать. Одна только мысль о любимом деле меня может теперь воодушевить и заставить не потерять энергию и силы.
Надеюсь, ты получил мое 3>е письмо. Какая досада вышла с моим конвертом, я их все выбросила. До свиданья, мой друг, надеюсь, до скорого. Извести, когда приедешь. Будь совершенно покоен!
63. Е. Н. Трубецкой — М. К. Морозовой
[Между 22 и 26 августа 1910 г. Бегичево. В Москву.]
Милая, родная и горячо любимая Гармося
Ты не можешь себе представить, какою радостью наполнило мою душу твое последнее письмо. Точно сноп света в нее ударил, и такой нежностью я наполнился к тебе. Это со мной всякий раз бывает, когда я не то что умом пойму, а осязательно, своей душой почувствую твою дружбу, твою жертву, твою глубокую ко мне любовь. Ах, как я тебя люблю, моя дорогая, как особенно люблю в эти минуты. И что ты ими делаешь со мной! Вдруг какой-то тяжелый камень спадет с души и легко становится. Ты не знаешь, моя дорогая, сколько в этом камне тоски по тебе и какой я вижу просвет, когда вдруг чувствую тебя без камня, чувствую возможность светлой, хорошей и любовной дружбы с тобой в согласии с моей совестью и с общим делом!
Как мне хочется за это порадовать тебя. И порадую. Вот прочитай отдел “Печать” в “Речи” за воскресенье 22 Августа, что там говорится по поводу прекращения “Еженедельника”[109], и порадуешься. Увидишь, что мы с тобой недаром работали. — И поработаем, Бог даст, еще: потому что наше направление нужно. Но ни минуты я не раскаиваюсь в прекращении самого “Еженедельника”. Во-первых, когда мы временно исчезнем, нас больше оценят. Пускай о нас “потерявши плачут”. Во-вторых, воскреснуть нам подлежит в новом виде: форма “Еженедельника” обветшала. “Вехи” имели огромный успех, хоть они питались крохами с нашего стола. В чем тут разгадка? Да в том, что сборник издается, когда есть возможность что-нибудь высказать, а в еженедельном издании наоборот, многое пишется только для того, чтобы наполнить номер. Если мы с нашими идеями освободимся от лишнего балласта и станем писать только в меру нашей собственной потребности высказываться, то очень может быть, что мы возродимся — в форме ли периодических сборников или чего другого, я не знаю, — но непременно возродимся [110].
Жить в Москве и не делать какого-нибудь общего дела с тобой для меня невозможно! Но сейчас и пока тебе большое спасибо за отстранение меня от “редакторства, председательства” и т. п. Милый, дорогой и добрый мой друг! Ты понимаешь, что мне в данную минуту нужно. Ты все понимаешь своей нежной, любящей и чуткой душой. Спасибо, моя дорогая, хорошая. Крепко тебя целую.
Получила ли ты мое последнее письмо из Оболенского или оно там застряло? Я там пишу, что наше заседание будет только 3
