Наша игра - [62]

Переговоры – или стрелка по-бандитски – дело ответственное.

Первое правило – стрелку не передоверяют. Приезжаешь лично, если пошлешь кого – никто слушать не будет и стрелку ты проиграл.

Потому в Нижний разводить приехал один из авторитетов, можно сказать, даже старший из авторитетов Системы. Это был тот самый человек, который приезжал вывозить хату – закладку на второй день Катастрофы. Тот, кто завербовал Салахуддина. И тот, кто работал у Майснера на подхвате, ума-разума набирался.

Звали его Никон, кличка от фамилии происходила, он был сыном генерала ФСБ Никонова, бывшего замдиректора. Говорят, что природа отдыхает на детях, но это был явно не тот случай. Закончивший МГИМО, отправленный на стажировку в Лондон, Никон вернулся в Россию, создал несколько контор по отмыванию денег, потом создал канал по переправке в Россию наличных денег мексиканской мафии. Мексиканские наличные доллары в обмен на русский безнал, который проходит как отток капитала по статье баланса «пропуски и потери». Иногда по пять-шесть миллиардов в год.

Долларов.

В тайной иерархии Системы Никон быстро пошел наверх – потому что людей с навыками ОРД[29] хватало, а вот людей, способных отличить SWIFT от IBAN[30] и при этом бывших в доску своими – таких было наперечет. Нет, бизнеры были, но они в Системе традиционно не пользовались уважением. Как и сто лет назад почему-то купцы, банкиры, бизнеры стояли на низкой ступени социальной лестницы, они не пользовались уважением. А вот если человек закончил Минскую школу КГБ – дело другое. Он – свой. Один из. Часть единого целого.

И, как только все начало сыпаться, как только Катастрофа начала жрать привычный мир как саранча, Никон один из немногих не растерялся, начал собирать людей, технику, деньги под себя. Нашел место, не ввязался в мародерские разборки, не поддержал Фармакор, но и не стал препятствовать его падению.

И хотя было немало людей выше его по званию, неофициально все делали так, как говорит Никон. По крайней мере во всем, что было связано с деньгами или ценностями.

В Нижний Никон поехал лично, потому что хотел не только урегулировать конфликт, но и поговорить о путях сотрудничества в деле дербана и старого, и нового.

Кроме того, у него была мысль такая – казанские показали себя не лучшим образом в теме. Да и в Ижевске какие-то непонятные движняки, но в них замазаны именно казанские. Вот бы договориться с нижегородскими о разрыве кабанчика – и слить казанских. Казанские больше не нужны, долю они требуют бóльшую, так как вложились. С нижегородскими удастся договориться лучше, тем более если включить в общий пул договоренностей еще и дербан казанских. Все равно не следует множить число сущностей, надо, наоборот, сокращать по мере сил…

Вот с этими мыслями Никон и отправился на стрелку с нижегородскими. А Башка тоже с ним ехал как старший охраны, но в маске. Чтобы у нижегородских не возникло соблазна его грохнуть, но при этом он должен быть под рукой. И если те же нижегородские начнут пургу нести, то вмешаться, да и с чехами он договаривался.

Стрелу забили ближе к центру, удобное место было. В конвое, помимо «крузеров», были «Субурбаны» – Никон эту марку уважал, для него тогда американское посольство дербанили, вытащили несколько штук. Один он Забродину подарил – как раз был под рукой, а Забродин – друг отца, отец контрразведкой занимался как раз по объектам уничтожения химического оружия. Тогда-то он и на ижевскую тему набрел.

Машины – шесть штук – шли по улицам Нижнего, их не останавливали, но от них шарахались. Газет нет, в городе в основном все по слухам узнают – вот и знали, что местные забили стрелу московским. И лучше от центра города вообще держаться подальше, чтобы не попасть под замес ненароком.

– Подходим…

– Внимание всем…

Машины начали разъезжаться, устанавливая что-то вроде оборонительного периметра. Задние двери на сегодня сняты, в хвосте пулеметчики – и вообще ПК много, потому что ограничение на количество машин и людей, а вот оружие какое угодно можно брать, какое есть, такое и бери. Потому и взяли много пулеметов.

Оборонительные снайперы[31] разбежались, заняли позиции. Подняли квадрокоптер, осмотрелись на всякий случай.

Ничего. Все честь по чести, расчистили поляну.

Башка включил передачу на рации.

– Можно.

В сопровождении личников – эта охрана вообще никому не подчинялась, люди из девятки[32], – вышел Никонов. Невысокий, стильные очки в золотой оправе, даже сейчас с иголочки одет. Башка знал, что он любит маленьких девочек, но кто без греха…

Посмотрел на часы. Жестом подозвал Башку, тот моментально оказался рядом.

– Все нормально?

– Так точно.

Никонову майор Головатый служил не за страх, а за совесть. Никогда у него таких командиров не было, начиная с учебки. Никогда он не слышал, чтобы Никонов на кого-то орал, давал кому-то хамский разнос. Никогда Никонов не жадничал – если у обычного чиновника, что в погонах, что без – «твои победы – мои победы, а твои проблемы – это твои проблемы». Сделал что-то хорошее для общего дела – всегда поощрение получишь. И на убой Никонов людей не бросал, голова у него ого-го была. Но и не прощал шеф ничего. Как-то нашелся один ублюдок, решил шпионить. Сначала убили всю семью, одного за другим на глазах у шпиона. Потом на кол посадили и самого. За крысятничество было другое наказание – продавали всю семью в рабство…