– Мне все нравится, – сказала я.
– Вот и умница, – обрадовалась тетя Соня и прижала меня к себе. – Бедная, бедная девочка. Ничего, вот тетя Тамара придет, еще заговор прочитает, траву даст, и ты поправишься. Все хорошо будет. Все хорошо.
– Мам, а что с котятами? Мы их правда оставляем? – спросила Наталка, выбрав самый удобный момент. Тетя Соня, которая сидела на коленях и гладила меня по голове, никак не могла бы решиться утопить бедных-несчастных новорожденных котяточек. Расчет оказался верным.
– Сама будешь их кормить. И чтобы в курятнике я их не видела! – заявила тетя Соня.
– Птичка моя, а что случилось? Что за переполох? Если опять Наталка, то не ругай ее! – Из дома вышел дядя Давид в белой отутюженной рубашке и парадном костюме.
– И чтобы два, нет, три ряда салфетки связала! – велела тетя Соня, решив не посвящать мужа во все бытовые подробности. – И ты, Карина, тоже!
Мне кажется, именно в этот момент тетя Соня решила для себя, что у нее не одна дочь, а две. Я же была совершенно счастлива оттого, что меня теперь считают своей и не делают скидку, не жалеют и тоже наказывают. Ведь я была виновата – плохо подмела за воротами.
Наталка застонала. Мы пошли на зимнюю кухню, которая в летнее время служила гладильной, подсобкой и кладовой.
– Кто сказал, что девочки должны вязать и шить? Кто это придумал? Терпеть не могу! – возмущалась Наталка, усаживаясь на низкий стульчик.
– Давай я за тебя свяжу, – предложила я.
Вязание крючком мне давалось легче, чем подметание. Только я боялась признаться Наталке, что мне это еще и нравилось. Моя подружка с радостью отдала мне свое вязанье и принялась сооружать что-то непонятное. Она взяла длинную нитку, булавку и, порывшись в кармане платья, достала железную гайку. Продела нитку сквозь ушко булавки, примотала на один конец гайку, измерила, отрезала.
– Что ты делаешь? – не выдержала я.
– Как что? – удивилась Наталка. – Мы же сегодня за орехами идем, ты что, забыла? Только маме скажем, что в классики будем прыгать.
– Хорошо, – ответила я, хотя в классики я прыгать умела и была бы не против провести вечер именно за этим занятием.
– Смотри, – Наталка показала готовое устройство. – Это для сторожа. Там сидит дядя Жорик, он вообще-то добрый, только нервный. Правда, когда котят топит, он злой. А так – нормальный. Иногда из ружья стреляет. Правда, не по-настоящему. Мишка говорит, что дробью, а другие ребята – что солью с перцем. Если в попу попадет – месяц ходить не сможешь! Только я не знаю – правда это или враки. Никогда дядя Жорик в нас не попадал. Стрелял часто, только он мазила. И вот – держи.
Наталка протянула мне наволочку и длинную веревку, как канат.
– Зачем это?
– А как ты будешь орехи собирать? – удивилась моя подружка.
– Срывать с ветки.
– А до ветки ты как достанешь?
– Не знаю.
– И куда ты орехи положишь?
– В карман.
Наталка прыснула от смеха.
– Веревку забрасываешь на нижнюю ветку, вот так, – она изобразила, как забрасывает, – подтягиваешься по ней и уже с ветки лезешь наверх. Наволочку нужно к поясу привязать, только покрепче. Вот так, – она затянула мне наволочку, сделав удобный мешочек спереди. – Потом все орехи поделим поровну. Жаль, нельзя потренироваться, мама увидит. И не наряжайся, как на первое мая. У тебя есть какие-нибудь штаны?
– Белые, – промямлила я.
– Ладно, мои наденешь. Только сверху юбку, чтобы мама не заметила. Поняла?
– Да.
– Ничего себе! Ты довязала? Я бы так быстро не смогла. – Наталка посмотрела на салфетку, которая заметно прибавила в окружности. – Теперь пойдем белье выкрутим, и все!
Наталка подскочила, скомкав две связанные крючком салфетки, которыми я не могла налюбоваться. Если честно, я хотела сидеть и спокойно вязать, а не готовиться к краже орехов. И вправду, почему Наталка такая неугомонная?
Но мне пришлось бежать вслед за ней во двор – к постоянному бегу на короткие дистанции я начала привыкать. Наталка в это время выволакивала из сарая что-то большое и громоздкое.
– Ой, это же стиральная машина! – радостно воскликнула я.
– Ну да, – ответила, пыхтя, моя подружка.
– А почему тетя Соня на руках стирает?
– Мама говорит, что на руках быстрее и надежнее. Все пятна отстирываются. А в машинке белье только туда-сюда мотается, а толку никакого. Давай ты будешь белье держать, а я крутить.
Мы отжимали белье на двух валиках, которые были прикреплены к стиральной машине. Я держала простыни и полотенца, просовывая их между двух валиков, а Наталка крутила ручку. Потом мы развесили белье на веревке – моя подружка говорила, что за лишнюю складку мама заставит нас вязать по три ряда.
– Мам, мы все сделали, можно, пойдем гулять? – залетела Наталка в дом.
– Что ты орешь? Тамик только уснул, – прикрикнула на дочь тетя Соня.
Мы проскочили в комнатку, где я надела вытащенные Наталкой из шкафа штаны и майку, а сверху подруга натянула на меня юбку.
– Сойдет, – подвела итог она.
– Я похожа на пугало. Если он меня такой увидит… – промямлила я.
– Подожди, волосы заколи. Если в ветки попадут, лысая будешь, – заявила Наталка. – А теперь надо тихо улизнуть, а то мама заставит за хлебом бежать.
Моя подружка посмотрела на окно с ободранным подоконником. Судя по застарелым и въевшимся в краску следам грязи, она не раз и не два пользовалась этим путем для отступления.
