Наш Витя – фрайер. Хождение за три моря и две жены - [15]

— Знаю. А давать уроки музыки двум старшим будет? Дети к ней привязались. И Батья… Только приучила Маню соблюдать кашрут, святость пищи, не путать мясную посуду с молочной, мясной холодильник с молочным… — вздохнул Зеев.

Сказка продолжалась.

Петко ничуть не удивился рассказу Вити.

— Земля здесь такая. Здесь каждым небо занимается в отдельности. Значит, тебе пришла пора сбавить обороты. Так ведь и надорваться можно.

Витя с Маней и Петко просидели всю ночь над расчётами. Получалось, если купить в ишуве недостроенный домик, который присмотрел Петко, надо занять (это кроме ссуды) 27 тысяч шекелей. По минимуму. Если прибавить на переезд и на плохонькую машину, чтобы не болтаться часами на тремпиаде, то надо сорок. Так и сказал Зееву.

Зеев положил на стол сто тысяч.

— Ты осмотрись. Чтобы найти денежное дело по душе, нужны деньги, — и кивнул на пачку банкнотов.

— Я отдам. Как можно быстрее. Ты не беспокойся.

— Если бы беспокоился, не дал. Такое благодеяние мне Господь посылает! Такую возможность выполнить заповедь благотворения ближнему — это ведь выше высокого ценится и равом, и там, на небесах. И ничего не потерять, а?!

«Кого он обхитрил? — подумал Витя. — Себя? Господа, не дай, не дай Бог? Но от этой его религии мне не хуже, точно».

Какой кайф не спешить по утрам на работу! Утренние часы даны человечеству для наслаждения.

Первый взгляд на мир. В Израиле — это почти всегда — на солнце. Роскошный алый шар выпрыгивает в Иерусалиме из-за горы внезапно, чтобы стремительно оповестить: радуйтесь, вы живёте!

Со вторым взглядом — прикосновение к Мане, влажноватой и разогретой снами. В Москве они тоже любили друг друга утрами. Стук двери — дети ушли в школу, и тут же давал о себе знать излишек молодых радостных сил. Здесь он отвык от семейного ритуала. Вспомнилось. Хорошо!

Утро — это кофе с запахом милой, привычной жизни.

Только вернув всё это, Витя осознал, что жил столько времени как робот. Что сделала из него работа на стройке? Кто он был всё это время? Внешний человек, функция, винтик в машине технического прогресса. Великий пролетарский писатель Максим Горький описал такое в школьной повести «Мать». Витя думал — преувеличение, литература. Ан нет. Он ужаснулся, представив, что именно так добывают свой хлеб на земле почти все люди. В поте лица… Жизнь — каторга? Жизнь — тюрьма? Без игры красок и звуков, без прикосновений? Без волн, рвущихся из глубины твоего существования к другому человеку?

…На оформление дома и кой-какое благоустройство ушел месяц. Но уже в это время Витенька почувствовал беспокойство: он тратил деньги, не восполняя свой «капитал». Не зарабатывая. Так уж устроен Витя, — долг перед Манечкой, детьми, а теперь и перед Зеевом не отпускал его даже во сне. Не дав себе толком отдохнуть, он вновь искал работу. Полегче, чем стройка, конечно.

Витя не мог вспомнить, как попало к нему объявление, автоматом сорвал с фонарного столба? Зато прекрасно помнил предысторию предыдущего экстрасенсорного захода. Ещё в Москве кто-то позвал его «на Джуну». Зал автодорожного института был набит до отказа: студенты, профессора, министерские работники. Но современная колдунья сразу выделила Витеньку. На нём остановились глаза, не излучающие света, глаза без глубины, похожие на чёрные камни:

— Какая аура! И сильная, и развитая! Вы можете лечить других, не опасаясь за своё здоровье.

Ещё и лечить! Самуил Абрамович посмеялся тогда над этим открытием и уникальным Витиным способностям предпочёл обычные: попросил сменить прокладку кухонного крана. Эпизод забылся. Но объявление напомнило: оно обещало активизацию мистического дара, а также практическое и, что очень важно, выгодное его использование. Учреждение «нетрадиционной медицины» — это тебе не стройка, не подъём тяжестей под палящим солнцем. Стоит попробовать, решил Витя. Набрал номер указанного телефона и записался на курсы.

Около автобуса в броуновском движении пребывали люди странного вида. Разного. Но странного. У всех почти были «выжженные» угольные глаза и встрёпанные волосы (лысоватым был только наш Витенька, по-чиновничьи, старательно причёсанных не было). Все женщины подходили под ту невротическую категорию, у которой основные признаки — космы, лезущие в глаза. Автобус колесил по Иудее, близ Мёртвого моря. Около часа езды, но «совершенно особая энергетика». «Там, где-то рядом, неизвестно где, правда, могила Моисея», — полушёпотом сообщил главный.

Вот тогда-то и пристал к Вите какой-то лохматый тип:

— Вам лучше сесть вон там, на моё место в последнем ряду.

— Почему бы это? — поинтересовался Витя. — Больше трясёт?

— Разве вы, — тип смотрел на него с ужасом, — вы не чувствуете, что здесь вам сидеть противопоказано?

Витя не шелохнулся.

— Вы рискуете.

— Это моё дело.

— Но вы рискуете не только собой, всеми нами.

Витя не сказал, но подумал: «Не на фрайера напал».

— Авария, столкновение, или, о нет, не дай, не дай Господь, падение в пропасть, — кликушествовал тип. — Я понял, что место в последнем ряду — ваше. Я вас спасаю.

— Не надо.

— Я вижу страшное…

— Пошёл вон! — гаркнул Витя на весь автобус. — И место это моё!