Наш Современник, 2009 № 03 - [25]

В глубине души у Глеба что-то происходило, какой-то сдвиг. И это касалось Бориса. Ведь он же где-то там погиб, в южных каких-то горах.

Он погиб, а они здесь пасутся! И хоть помнил Глебка искренние, со слезами почти, слова Хаджанова, что он своих земляков здесь, в России, от беды спасает, которая в его дом пришла, что-то тут не совпадало.

Не верил он больше Хаджанову, вот и все.

3

Хаджанов не замедлил нарисоваться. Недели через две мама сказала Глебке, что Михаил Гордеевич просит его заглянуть к нему в тир. Давно, мол, не виделись. И дело есть.

Глебка слегка напрягся: братья, уже без него, спалили за это время еще два ларька, столь же бесследно и бессвидетельно исчезнув. Оба раза они даже не поставили Глебку в известность о своих намерениях, зато потом с радостным гоготом докладывали ему о победах, как докладывают об исполнении бойцы своему командиру, и у Глебки язык не поворачивался укорить их хоть за что-то. Разве не он сам все это затеял?

Так что приглашение Хаджанова, чего говорить, слегка насторожило: откуда он мог докопаться? Если докопался, конечно. Добежал до братьев, сказал, куда идет после уроков, выспросил их с пристрастием, не ляпнул ли кто кому. Но они были равно тверды и уверили, что никто, ни единой душе, провалиться на этом месте!

На самом же деле, хоть идея и первенство принадлежали Глебке, смысл и адрес наказания назначили студенты. Получалось, что киоски сожгли по Глебкиному почину, но в их интересах. А теперь требовалась стойкость.

В тир Глебка входил с трепетом. Вспоминались прежние, с Бориком, времена — благодатные, беззаботные. Однако вспоминавшееся сливалось с новым — с его, Глебкиным, отдалением от Хаджанова, если не отчуждением, и с этой новой тайной, в конце концов против Хаджанова обращенной.

Глебка вошел с улицы, наверное, порозовевший от морозца, и потому выглядел слегка праздничным и обманчиво приветливым. И сразу нарвался на благожелательность майора.

— О, какой гость, Глебушка, дорогой, заходи, пожалуйста, раздевайся, будь как дома, давно ты не заглядывал, почти забыл, не очень хорошо это, помни — старый друг лучше новых двух, это же не наша, а старинная русская поговорка, — и еще что-то барабанил в том же приветливом и, как почему-то показалось Глебке, обманном духе.

Он же тем временем ревниво оглядывал тир, замечая перемены к лучшему. Стрелковый коридор был наново побелен, ярко, по-новому освещен, а смотрели на него, оставив на полу оружие, те самые пацаны, двое старших, с которыми они стакнулись недавно.

Стояли они спокойно, смотрели приветливо и как-то чрезмерно уверенно, как смотрят уже что-то хорошо умеющие люди. Например, люди, умеющие хорошо драться. Или вот — стрелять. Так, видать, и было, потому что Хаджанов подозвал к себе этих мальчишек, назвал их — Осман и Хасан — и велел протянуть руки Глебке.

— Посмотри, — начал Хаджанов разговор, — вот они, по-русски Саша и Руслан, достигли первого юношеского разряда, время еще есть, по весне поедем на первенство области, а там, дай Аллах, если не дрогнут и проявят хладнокровие, как твой брат, могут судьбу свою определить, а?

Тут он почувствовал, что перегнул насчет Бориной судьбы, замялся, приостановился, но быстро продолжил:

— Вот помнишь, я позвал тебя, чтобы ты тренироваться начал, ведь ты каким еще малышом здесь стрелять научился! Сам Бог тебе велел! А я все никак не могу тебя уговорить!

Он увлек Глебку в кабинет, откуда-то из глубины его возникла кареглазая девчонка того же роду-племени, вынесла поднос с круглыми стаканами, суженными неподалеку от горлышка, маленькие блюдечки с сахарком, назвалась Эльзой и по знаку Хаджанова скрылась в тире. Он пояснил:

— Эльза, между прочим, тоже стреляет. Вот собираем женскую команду, а?

Они примолкли — точнее, примолк майор, — когда они стали чай прихлебывать. Вот тут Хаджанов, наконец, и высказал — медленно, совсем по-другому — то, ради чего зазвал Глебку.

— У меня к тебе большая просьба, Глеб. Дружеская. Могу же я тебя по-дружески попросить? Нас ведь с тобой Борис связывает. А?

то оставалось Глебке? Внимательно, в предчувствии, взглянуть Хаджа-нову в глаза и кивнуть.

— И давай договоримся, — Хаджанова устроил Глебкин кивок. — Все останется между нами. Между тобой и мной. Никто об этом не узнает.

Глебка кивнул снова. Хотя его не покидало чувство: он — кролик, а Хаджанов — удав, и вот-вот заглотит его. Гордеевич с шумом отхлебнул большой глоток чая и опять же медленно, чтоб запомнилось с одного раза, пропечатал:

— Ты можешь узнать? Кто-то сжег три моих киоска. Кто это сделал?

Глебка чуть было не выпустил из рук приталенный стаканчик. Его поразила не тема разговора, а невероятность предложения. Скорее механически он спросил:

— А как?

— Поговори с ребятами. Со взрослыми. Походи по торговым точкам. Поспрашивай. Сам что-нибудь порасскажи.

— Что?

— Ну, например, что это ты их поджег. — Хаджанов глядел на него и правда по-змеиному. Смотрел, как Глебка среагирует. Но он выдержал этот взгляд. — Будто бы! — выдохнул Хаджанов. — А настоящий злодей над тобой засмеется, скажет: "Э-э, мальчик, ты еще слишком молод для таких дел. Это моя такая шутка".