Наш Современник, 2008 № 09 - [35]

- Почему же тогда не Первое, если Бог? - Он сделал паузу: - Молчите? Поймите, мы же не пугаем антихристом, мы, так сказать, не шесте-рочники, мы как раз исполняем Писание: "Едино стадо, един Пастырь… Отрет всякую слезу, будет водить на источники вод… ягненок возляжет со львом… несть ни эллина, ни иудея"… Неточно цитирую?

- Так же и перед антихристом будут цитировать.

- То есть мы с вами не договоримся?

- О чем? - спросил я. - Иисус Христос - не Моисей, не Илия, ни Иоанн, ни Исайя, ни Даниил, ни Самуил, ни другие. Вот они пророки. И все они говорили именно о приходе Христа как Бога.

- Тогда давайте очистим Его учение. Верить в сына еврейки?

- Какой Он еврей? Он галилеянин, как и остальные апостолы, кроме Иуды. Иуда - еврей. Да и вообще, какая может быть национальность у Сына Божия? И что за дело будет до национальности в грядущем огне? "Кая польза в крови моей, внегда сходить мне в истление?" Но вообще, прости, Господи, мы очень вольно рассуждаем о Господе. Без страха. Господь непостижим. В Нем постижимо только одно, то, что Он непостижим.

Он, никак не прореагировав, вернулся к своему вопросу:

- Но что же тогда, если учение такое хорошее, что ж тогда мир во зле лежит? И почему Господь, зная о склонности человека ко греху, не лишил

его такой склонности? Нет, надо брать дело спасения в свои руки. И Господь, думаю, нас одобрит.

- Кого вас?

- Меня. Вас, если поймете необходимость действия. - Он щелкнул пальцами. - Есть силы, есть средства. В наших возможностях много чего. Ваша помощь нужна, чтобы вы, ваши друзья внедряли в общество мысль о спасении России в новых обстоятельствах времени демократии. Чтобы полюбовно. Без насилия.

- Мысль, лишающую Россию Христа, в Россию не внедрить никогда. Россия, это понятно из её пути, живет вечности, а Христос - это и есть вечность. Идем к Нему. Для России религия не часть мировой культуры, как хотели бы масоны, а образ жизни по вере. Веру для русских не заменит религиозное чувство. Сто раз внедряли иное понимание России, всё без толку. Неужели ещё кто-то не отступился? Смотрите, в России не получилось даже перевода времени Церкви на новый стиль. Большевики добивались. Патриарх Тихон ответил: "Перейти-то можем, но люди в церкви придут по старому стилю, то есть по Божескому".

- А Вас не унижает зависимость от неграмотных бабок? Они упёртые в своей вере, им легче ничего не менять. Но жизнь-то не стоит на месте.

- Нет. И жизнь не меняется, и Христос неизменен. Это и есть скала, на которой стоим. Пока же наши правители квакают, что главное направление их деятельности - это повышение материального благополучия, дело плохо.

- А какое же должно быть главное направление?

- Это азбука: Спасение души. Нравственность. Любовь друг к другу. То, что принес Христос. Когда мировая общественность вещает, что человек - это высшая ценность, сатана пляшет от счастья.

Он поднял брови, взялся за ус и выразил лицом недоумение.

- Разве не так? Кто же тогда во главе угла, если не человек?

- Как кто? Создатель человека.

- И обезьяны? - Он отпустил ус и усмехнулся.

- И обезьяны. Но отдельно, не то и ее придется во главу угла. Он снова усмехнулся:

- Может быть, поужинаем?

- Нет, спасибо большое, если можно, я бы до дому.

- Что ж. - Мы пошли к лифту. - Но нужно же материальное благополучие?

- Так если в Бога верить, куда оно денется?

- Что ж это Россия такая безстрашная-то, а? - Мужчина коротко покосился. - И умирать русские не боятся, а?

- Смерти нет для русских.

Пришел лифт, я думал, что мы тут простимся, нет, мужчина не оставил меня. Поехали вместе.

- То есть для русских нет смерти? - он смотрел под ноги и спросил как будто себя самого.

- Вообще-то душа у всех безсмертна, - сказал я, - но мы особенно это знаем, больше всех перестрадали. Нас Господь любит. Кого любит, того наказывает. Россия - это любимый ребенок Господа. Он доверчив, увлекается иногда игрушками, но он чист душой. Он свободнее других в поступках. Когда он ощущает, что удалился от Бога, то в страхе бежит обратно к Нему, надеясь на прощение.

У снегохода мы остановились. Он задержал мою руку и с улыбкой произнёс:

- Едешь сюда - одни планы, а встречаешь юную особу, которая не то, что от острова, от замка, даже от перстенька отказывается, да ещё и на все предупреждения о гибели ее Родины рукой машет. Ерунда всё это, говорит. И ты, говорит, дурью не мучайся. Каково?

- Вы озябнете, холодно, - сказал я. Мы простились.

ЗДОРОВО ДЕВКИ ПЛЯШУТ

Снова пролёт сквозь тёмное пространство. Вечер всё длился, но часов у меня не было, и я не знал, который час. Всё-таки после этого переезда я был доставлен куда надо, к окраине села. Дверь опять же автоматически раздвинулась, и я, тоже почти автоматически, вышел на дорогу. Снегоход сразу же, как призрак, исчез.

Что это было, думал я, скрипя валенками по улице. А зайду-ка к Иван Иванычу. Ведь я так понял, что его дом не оборудован шпионской аппаратурой. Посоветуюсь. Если что, отсижусь. И сбегу. Куда сбегу, спросил я себя. Не в своей ли ты стране, чтобы кого-то бояться? Не снится ли мне всё это, особенно зазаборная жизнь? Есть ли на свете Николай Иванович, этот, с усиками, другие? Было ли совещание? И не едет ли потихоньку моя "крыша"?