Наш Современник, 2007 № 02 - [29]

Необходимо заметить, что самая большая могила в Козьих Горах, по данным немецкого профессора Бутца, имела длину 26 метров (отчет Бутца из “Amtliches Material zum Massenmord von Katyn”). Эти данные были подтверждены поляками (отчет Мариана Глосека) во время эксгумационных раскопок в 1994/95 гг. Где же Климов видел ров-могилу длиной в 100 метров?

Как видим, даже с определением места расстрела поляков возникает немало вопросов. Удивительно, но нестыковки в версиях о местах расстрела присутствуют в показаниях о всех трёх местах (Калинин, Харьков и Смоленск) предполагаемых массовых расстрелов поляков. Что это значит? Ответа на этот вопрос пока нет. Однако вернемся к показаниям генерала Токарева.

Генерал сообщил, что расстрелянные поляки захоранивались на территории дачного поселка Калининского УНКВД вблизи поселка Медное. В то же время достоверно известно, что на этом спецкладбище были также захоронены репрессированные в 1937-1939 годах советские люди. Однако, как уже говорилось, их захоронения не могут обнаружить.

Можно предположить, что в Медном, как и в киевской Быковне, “польскими захоронениями” объявлены могилы расстрелянных советских людей. Возможно, там захоронены не 6311 поляков, а 297 расстрелянных польских офицеров полиции, жандармерии, погранвойск, а также разведчиков и провокаторов из Осташковского лагеря, на которых имелся “компромат”.

Противоречат показаниям Токарева и факты, приводимые в польском сборнике “Катынское преступление. Дорога до правды”, хотя, на первый взгляд, они подтверждают его версию о “чемодане “вальтеров”: “При раскопках 1991 года в Медном найдено 15 пистолетных гильз и 20 пуль Браунинг 7.65 (такие патроны подходят и для “вальтеров”), а также 2 пули от нагана 7.62. На 14 гильзах идентифицирован производитель — Deutsche Waffen-und Munitionsfabriken “ (Статья Ярослава Росяка “Исследования элементов боеприпасов и огнестрельного оружия, найденных во время эксгумации в Харькове и Медном”. С. 351-362).

Дело в том, что большинство немецких пуль было обнаружено не в черепах казненных, а в верхних слоях могилы, вне трупов. Стреляные же гильзы вообще не должны были попасть в это захоронение, так как, по утверждению Д. С. Токарева, расстреливали поляков не у готовой могилы, а в подвале тюрьмы.

Вызывает удивление, что Токарев во время допроса без усилий оперировал цифрами, датами, фамилиями и фактами, которые практически невозможно вспомнить по истечении 60 лет. Даже сам Шелепин в статье “История — суровый учитель”, опубликованной в газете “Труд” за 14 марта 1991 г., за давностью лет ошибочно утверждал, что в Катыни было расстреляно “15 тысяч польских военнослужащих”, хотя в записке того же Шелепина от 3 марта 1959 г. было указано, что “в Катынском лесу (Смоленская область) расстреляно 4 421 человек” (Катынь. Расстрел. С. 684). Бывший председатель КГБ забыл подробности “Катынского дела”, а вот Токарев “помнил”! Или кто-то ему напомнил? Кстати, когда во время допроса дело касалось уточнения сведений из документов за его собственной подписью, Токарев демонстрировал удивительную забывчивость.

Насколько можно доверять Токареву? Возможно, старый генерал КГБ просто решил в “смутное” время согласиться с “желаемой” наверху версией? Однако судьба поляков, содержавшихся в Осташковском лагере, от этого не стала яснее.

Сомнения вызывают и показания бывшего начальника Управления по делам военнопленных НКВД СССР П. К. Сопруненко. Во время допроса 29 апреля 1991 г. он утверждал, что “лично видел и держал в руках постановление Политбюро ЦК ВКП(б) за подписью Сталина о расстреле более 14 тыс. польских военнопленных” (Катынский синдром. С. 360).

Известно, что право ознакомиться с решением Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 г. в НКВД СССР было предоставлено лишь наркому Л. Берии. Трудно поверить, что Берия проигнорировал запрет знакомить “кого бы то ни было” с документами “особой папки” без разрешения ЦК и ознакомил Сопруненко с решением Политбюро. В то время Берия был крайне осторожен, так как за месяц до этого, 4 февраля 1940 г., был расстрелян его предшественник, бывший нарком НКВД Ежов.

Хочется напомнить российским прокурорам и авторам сборника “Катынский синдром в советско-польских и российско-польских отношениях” указание, сформулированное Пленумом РКП(б) от 19.VIII.1924 г. и напечатанное на бланках Политбюро ЦК ВКП(б): “Товарищ, получающий конспиративные документы, не может ни передавать, ни знакомить кого бы то ни было, если на это не было специальной оговорки ЦК…”.

Возникает вопрос: мог ли П. К. Сопруненко держать в руках решение Политбюро или это является его фантазией с целью преувеличить значение собственной личности?

Всё вышесказанное даёт повод усомниться в показаниях “очевидцев” катынского преступления. Известно немало фактов, когда, казалось бы, самые убедительные свидетельства в силу различных причин оказывались недостоверными. Наиболее характерным примером этого является дело об убийстве президента США Джона Кеннеди в декабре 1963 г.

Американское правосудие, абсолютизируя свидетельства “удобных” для официальной версии очевидцев и отдельные вещественные доказательства, приняло решение о том, что убийство Д.-Ф. Кеннеди — дело рук “одиночки” Л.-Х. Освальда. И только спустя десятилетия новые неопровержимые свидетельства, в частности, рассекреченная любительская видеосъёмка момента убийства Кеннеди, а также череда таинственных смертей десятков людей, причастных к расследованию смерти президента, убедили американскую общественность в том, что Кеннеди стал жертвой обширного антигосударственного заговора.