Наш Современник, 2006 № 03 - [18]

Нет, конечно, наивно было бы рассчитывать, что, прозвучав со сцены Большого театра, матерные ругательства моментально станут новым языковым эталоном. (Хотя, конечно, это еще больше расшатало границы нормы, и без того порядком расшатанные беспрепятственным употреблением мата в общественных местах и в печатных изданиях.)

Но главная цель будет достигнута. Не посмеют люди восстать против матерных политических лозунгов, если даже в Большом театре уже допущено ТАКОЕ. “Вы что, с Луны свалились? — скажут им распорядители “оранжевого” шоу. — Живете, как в каменном веке, а на дворе совсем другие времена. Сходите в Большой, приобщитесь к культуре, а потом вякайте”.

И человек сникнет, потому что, действительно, снявши голову, по волосам не плачут. И ему захочется только доползти до своей малогабаритной норки, забиться в угол и ничего не видеть, не слышать, не знать. А еще лучше — не жить…

Так что неслучайно, наверное, и небезызвестный политтехнолог Марат Гельман демонстративно переключился с политики на искусство. И устроил — опять-таки не где-нибудь, а в помещении новой Третьяковки, где висят шедевры отечественной живописи, — глумливую богомерзкую выставку “Россия-2”. А в Музее изобразительных искусств, где собраны шедевры зарубежных мастеров, демонстрируют графические порнофантазии Феллини. Как-то уж очень все это напоминает психическую атаку…

А теперь вернемся к моменту в статье К. Черемных, который мы не прокомментировали вовсе не потому, что он не важен (тогда зачем бы мы его приводили?), а потому что он заслуживает отдельного разговора. Диктатор выпускает полицию, а она отказывается стрелять, так как впереди — дети. Что ж, пришло время поговорить о детях.

Осторожно: НЕ дети!

Начнем с самого этого слова. Правильно выбранные слова играют, как вы понимаете, важнейшую роль в информационно-психологической войне. Когда мы слышим “дети”, то представляем себе маленьких, беспомощных и безвредных существ, которые нуждаются в защите взрослых. И, соответственно, не могут подвергаться тому, что противоположно защите (то есть агрессии). Но в данном случае это типичная манипулятивная семантика, подмена смысла. Если в толпе дети, то у них еще нос не дорос решать вопросы смены власти. В нашей стране человек получает избирательные права с 18 лет, но тогда он перестает считаться ребенком и несет взрослую ответственность за свои поступки.

Кроме того, беспомощные и безвредные существа не бесчинствуют, не ругаются матом, не оскорбляют президента, не громят, как в Киргизии, ларьки и магазины. А если они это или что-то подобное вытворяют, даже находясь в детском (вернее, в подростковом) возрасте, то их называют малолетними хулиганами, малолетними правонарушителями, а то и несовершеннолетними преступниками. И опекают уже другим, особым образом.

XX век показал, что именно дети, втянутые в недетские военно-революционные “игры”, проявляют жестокость, которая не снилась никаким взрослым. Для примера вспомним зверства юных полпотовцев в Кампучии. Их средний возраст составлял 11-13 лет, а порой попадались и семилетние палачи, которые прекрасно освоили широко применявшуюся красными кхмерами казнь: связанному человеку надевали на голову полиэтиленовый пакет, и он умирал от удушья. С одной стороны, это экономило пули, а с другой, не требовало большой физической силы и таким образом позволяло эффективно использовать “детский труд”.

А вот небольшой отрывок из статьи западной журналистки Кэролайн Мурхед: “Африка превратилась для детей в школу войны. Уганда, Бурунди, Заир, Ангола, Мозамбик, Либерия и Судан прошли через горнило гражданских войн… Детей, даже семилетних, вербуют, похищают, насильно заставляют служить в вооруженных отрядах… По слухам, в Либерии треть солдат составляют дети… Послушные, запуганные, зависимые, они становятся превосходными убийцами… Подрастая, эти дети с каждым днем становятся все сильней и безжалостней” (журнал “Индекс”, 1998 г.)

В России, слава Богу, пока до этого дело не дошло (хотя в Чечне и Дагестане дети тоже были втянуты в военный конфликт), но под влиянием агрессивных компьютерных игр, рок-музыки и прочих достижений цивилизации поколение next скорее вызывает желание от него защититься, нежели его защитить.

И потом, слухи про детей явно преувеличены. Несмотря на то, что на киевский Майдан в приказном порядке сгоняли старшеклассников, все же основную массу митингующих составляла молодежь. При чем тут дети? Здоровые лбы в татуировках и пирсингах целыми днями горланили, скакали козлом, мешали дорожному движению, угрожали тем прохожим, кто не спешил нацепить оранжевые повязки, громко матерились, хватали друг друга за разные места. Только что не совокуплялись перед камерой! Если выражаться юридическим языком, они систематически нарушали общественный порядок и оскорбляли общественную нравственность. За что по закону полагается привлекать к ответственности, а не раздавать нарушителям пиво и апельсины. Мало сказать, что на киевлян в течение многих недель оказывалось давление. Это было самое настоящее психическое насилие. Да, морду не били, не грабили, не убивали. (Все же не в Африке!) Но вспомните, как напрягаются взрослые люди, когда в вагон метро вваливается всего-то навсего стайка гогочущих подростков. Если они кого-то задирают, то только друг друга, и то в шутку. Но от этого гогота, от этой развязности людям становится не по себе, и они облегченно вздыхают, когда шумная компания выскакивает на своей остановке. Девиантное, отклоняющееся поведение в общественных местах всегда воспринимается как угроза и нервирует. Но в метро это длится всего несколько минут, а Киев жил в состоянии испуганного вагона четверть года. Кто подсчитал, какими психическими потерями это обернулось для населения? Во всяком случае, сумасшедшие дома украинской столицы переполнены и поныне.