Наш Современник, 2006 № 02 - [48]

В СССР этот процесс происходил исподволь. Мысль, что население СССР (а затем РФ) вовсе не является народом, а народом является лишь скрытое до поры до времени в этом населении особое меньшинство, развивалась нашими демократами уже начиная с середины 80-х годов. Тогда эти рассуждения поражали своей недемократичностью, но подавляющее большинство просто не понимало их смысла. Не поняло оно и смысла созданного и распространенного в конце 80-х годов понятия “новые русские”. Оно было воспринято как обозначение обогатившегося меньшинства, хотя уже первоначально разрабатывалось как обозначение тех, кто отверг именно “дух Отечества” (как было сказано при введении самого термина “новые русские”, отверг “русский Космос, который пострашнее Хаоса”*).

Ненависть возникающего в революции-перестройке нового народа к традиционному народу была вполне осознанной. В журнале “Век XX и мир” (1991, N 7) один такой “новый” гражданин писал в статье “Я — русофоб”: “Не было у нас никакого коммунизма — была Россия. Коммунизм — только следующий псевдоним для России… Итак, я — русофоб. Не нравится мне русский народ. Не нравится мне само понятие “народ” в том виде, в котором оно у нас утвердилось. В других странах “народ” — конкретные люди, личности. У нас “народ” — какое-то безликое однообразное существо”.

В 1991 г. самосознание “новых русских” как народа, рожденного революцией, вполне созрело. Их лозунги, которые большинству казались абсурдно антидемократическими, на деле были именно демократическими — но в понимании западного гражданского общества. Потому что только причастные к этому меньшинству были демосом, народом, а остальные остались быдлом, “совками”. Г. Павловский с некоторой иронией писал в июле 1991 г.: “То, что называют “народом России” — то же самое, что прежде носило гордое имя “актива” — публика, на которую возлагают расчет. Политические “свои”…”.

Это самосознание нового “народа России” пришло так быстро, что удивило многих из их собственного стана — им было странно, что это меньшинство, боровшееся против лозунга “Вся власть — Советам!” исходя из идеалов демократии, теперь “беззастенчиво начертало на своих знаменах: “Вся власть — нам!”. Ничего удивительного: вся власть — им, потому что только они и есть народ. Отношение к тем, кто их власть признавать не желал, было крайне агрессивным**.

О составе этого нового народа, вызревшего в советском “народе подданных”, поначалу говорилось глухо, смысл можно было понять только изучая классические труды западных идеологов гражданского общества, но мы их не изучали. Картину можно было составить из отдельных мазков — коротких статей, выступлений, оброненных туманных намеков — но этим анализом не занимались. Систематически заниматься этим нет времени и сегодня, но примеры привести можно.

Так, в “перестроечной” среде получила второе дыхание идея о том, что интеллигенция представляет собой особый народ, не знающий границ и “своей” государственности. Идея эта идет от времен научной революции и просвещенного масонства XVIII века, когда в ходу была метафора “республика ученых” как влиятельного экстерриториального международного сообщества, образующего особое невидимое государство — со своими законами, епископами и судами. Их власть была организована как “невидимые коллегии”, по аналогии с коллегиями советников как органов государственной власти немецких княжеств*. Во время перестройки, когда интеллектуалы-демократы искали опору в “республике ученых” (западных), стали раздаваться голоса, буквально придающие интеллигенции статус особой национальности.

Румынка С. Инач, получившая известность как борец за права меньшинств, писала (в 1991 г.): “По моему мнению, существует еще одна национальность, называемая интеллигенцией, и я хотела бы думать, что принадлежу также и к ней”. А вот развернутое рассуждение Г. Павловского о “его народе”, интеллигенции: “Русская интеллигенция вся — инакомыслящая: инженеры, поэты, жиды. Её не обольстишь идеей национального (великорусского) государства… Она не вошла в новую историческую общность советских людей. И в сверхновую общность “республиканских великоруссов” едва ли поместится… Поколение-два, и мы развалим любое государство на этой земле, которое попытается вновь наступить сапогом на лицо человека.

Русский интеллигент является носителем суверенитета, который не ужился ни с одной из моделей российской государственности, разрушив их одну за другой… Великий немецкий философ Карл Ясперс прямо писал о праве меньшинства на гражданскую войну, когда власть вступает в нечестивый союз с другой частью народа — даже большинством его, — пытаясь навязать самой конструкции государства неприемлемый либеральному меньшинству и направленный против него религиозный или политический образ…

Что касается моего народа — русской интеллигенции, а она такой же точно народ, как шахтеры, — ей следует избежать главной ошибки прошлой гражданской войны — блока с побеждающей силой. Не являясь самостоятельной политической силой, русская либеральная интеллигенция есть сила суверенная — ей некому передоверить свою судьбу суверенного народа”**.