Наш Современник, 2006 № 01 - [43]

— Нет, спасибо, — отказался Алексей. — Предпочитаю ничего не брать у покойников.

— Да мы всё берем у покойников! Деньги, имущество, историю, традиции, культуру.

— Да, но обычно они нам это завещают при жизни.

Пепеляев промолчал. Они надвинули на погребальный ящик крышку и вылезли из ямы.

— За пятнадцать веков в этих колумбариях мало что изменилось, — пробормотал Звонарев. — Те же урны с прахом и те же кирпичи, которыми их обкладывают. А что там, на плите, написано?

— Руны, — пожал плечами Альберт Иванович. — Надо расшифровывать. Наверное, то же самое, что на ячейках в современном колумбарии. Имена. Или эпитафия: что-нибудь про Валгаллу. Люди неоригинальны, вы правы. Однако у вас может сложиться впечатление, что здесь одни захоронения. Это не так — просто мы попали в зону своеобразного некрополя, от христианства до языческих времен. Пройдем еще немного в глубь веков.

Они пошли дальше. Им уже не встречались ниши и склепы. Шаги теперь как бы зависали на миг в пустоте: это означало, что дорога, прежде идущая в гору, пошла под уклон. Алексей подустал, и острота восприятия притупилась. Древний подземный ход уже казался простым туннелем, вроде первого, канализационного.

Внезапно своды раздвинулись. Они очутились в круглом зале с грубо обтесанной, утолщающейся кверху на манер древесной кроны колонной в центре. Это был своеобразный перекресток, потому что отсюда вели уже три пути, если не считать того, которым они пришли.

— Перед вами выбор из сказки! — весело сказал Пепеляев. — Направо пойдешь, налево пойдешь… Ладно, покажу вам закрома родины, и айда наверх.

— Какие закрома родины?

— А вот увидите. Пожалуйте сюда, — Альберт Иванович указал на левый вход.

Этот коридор был уже, чем предыдущий. Звонарев шел в затылок Пепеляеву, едва не касаясь плечами стен. Он впервые с некоторым страхом подумал о той каменной толще, что была у них над головами.

— А обвалы здесь не случаются? — спросил он.

— Случаются, — бодро ответил Альберт Иванович. — Некоторые ходы засыпаны. Думаю, это последствия ялтинского землетрясения 1927 года.

— А-а, — облегченно вздохнул Звонарев.

Пепеляев остановился.

— Теперь осторожнее, — предупредил он и сделал шаг в сторону, открывая Алексею обзор. — Под ногами у вас будут дырки.

Фонари осветили еще одну круглую площадку. Здесь, как и на предыдущей, тоже была в центре колонна — точнее, столб, торчащий, словно сталагмит, из земли и не достигающий верхнего свода. Приглядевшись, Алексей увидел, что у столба есть что-то вроде головы с плоским лицом и прямыми, грубо высеченными бровями, носом и ртом. Вокруг каменного болвана, как и сказал Альберт Иванович, чернели в каменном полу какие-то круглые люки.

— Что это? — спросил Звонарев, указывая на столб.

— Полагаю, это Фрейр, германский бог плодородия, богатства и деторождения. Вот этот рубец, идущий от пояса аж до земли, наверное, фаллос. Древние германцы верили, что прикосновение к нему удесятеряет мужскую силу. Здесь приносили жертвы. Видите, вокруг идола костей сколько валяется.

— Неужели… человеческие?

— Да нет, поросячьи преимущественно. По германским поверьям, положено оленя или вепря, но в подземелье с ними, как сами понимаете, трудновато. Как вы думаете, что это за дыры?

— Люки в другие пещеры?

— Не в пещеры, а в каменные цистерны для хранения воды и сыпучего провианта. В верхний люк зерно засыпали и закрывали деревянной крышкой. А забирали из нижнего люка, куда ведут вот эти ступени. Не желаете спуститься? Там, внизу, кстати, вы сможете увидеть подземную реку, из которой пополняли запасы воды. Летом она обычно пересыхает. Винтовая лестница очень узкая, поэтому идите один. Не спешите: ступени скользкие, стертые.

Цепляясь за влажные стены и нащупывая подрагивающими ногами ступени, Алексей пошел вниз по спиральной лестнице. На лоб ему упала крупная капля; он вздрогнул, быстро смахнул ее и чуть не выронил фонарь. Где-то совсем рядом, как и обещал Альберт Иванович, слышался шум воды; с каждым шагом он усиливался.

Наконец фонарь осветил дно каменной ямы, квадратный колодец в углу, откуда и шумела вода, и полукруглую нишу в стене напротив лестницы, которая, видимо, служила нижним люком для выемки зерна. Звонарев опустился на колени, посветил в колодец. Внизу, на глубине примерно трех метров, ревел в каменном русле поток, никогда не знавший дневного света. Он и сам был темен как ночь. Алексей его видел только потому, что слепой электрический луч ломался на грани в стремительных струях. Человек, склонившийся над колодцем, обычно испытывает дурацкое желание крикнуть в него что-нибудь, но Звонарев с каким-то почтительным страхом поднялся с колен, бормоча:

— Действительно: “Река времен в своем стремленьи…”.

Он заглянул, еще без особого интереса, в полую каменную цистерну и поднялся обратно, в капище фаллического бога Фрейра. Пепеляева здесь почему-то не было.

— Альберт Иваныч! — позвал Алексей.

— …берт-берт!… ыч-ыч!… — отозвались шершавые своды.

— Альберт Иваныч!

Снова эхо, потом молчание.

— Альберт Иваныч, что за шутки?

— …утки-утки! — дразнилось подземелье, а Пепеляев не отвечал.

“Что с ним случилось?” — еще не успев испугаться, подумал Звонарев. Он постоял немного в нерешительности, а потом вернулся узким коридором в зал с древовидной колонной, где сходились четыре пути.