Наш Современник, 2004 № 07 - [23]

 

“Для русского человека ценность его индивидуальной жизни и ценность Отечества даже не сопоставимы, — утверждает современный исследователь. По народному сознанию, власть призвана служить не человеку, не наличному населению, а Отечеству, то есть власть несет ответственность прежде всего и пре­имущественно перед прошедшими в веках поколениями, ответственность за “ненапрасность” их страданий и подвигов, за осмысленность их жизни” [7]. Отсюда такая составляющая русского менталитета, как дух державности, в котором практически сливались государство и общество. Именно этот дух порождал в русских людях жертвенность, подвижничество, пренебрежение ценностями житейского комфорта и благополучия.

Православное миросозерцание определяет такой подход, как смирение, являющееся доминантой русского национального характера. Однако смирение не означает бездеятельности, пассивности. “Лишь недалекие и непони­маю­щие люди видят в смирении склонность к ненужному самоунижению, — поясняет протоиерей Владислав Свешников. Напротив — в смирении неподдельном открывается высокое достоинство русского народа.... Смирение не только не исключает силы и готовности личной и национальной мысли к инициативе и самого волевого делания, но даже и напротив — предполагает необходимость такого делания, ибо смирение сознает с искренней печалью свое несовер­шенство. Являющееся на почве смирения покаяние принимает решение вступить в борьбу за восстановление подлинной народной, общественной и государственной жизни” [8]. “Именно из смирения истекают наиболее мощные импульсы и к чести, и к доблести, и к геройству” [7].

Отсутствие гордыни имело своим следствием появление у русских таких черт, как душевная теплота, невысокомерное отношение к инородцам и, глав­ное, чувство общности. Красота русского национального духа “раскрывается в общении, в единстве, в соборном бытии, и это бытие она имеет своим содержанием. Поэтому именно соборность определяет русский народный дух (менталитет)... соборность есть выражение народного единства, основанного на любви как высшем качестве сверхприродного бытия, и потому любовь есть главная составляющая красоты национального духа” [8].

“Одной из редких особенностей национального русского духа, на которую с недоумением обращают внимание иностранцы, полагая ее ленью, является глубокая задумчивая созерцательность....”, — свидетельствует отец Вла­дислав [8]. Эта созерцательность есть проявление особенности национального русского духа, направленного более на небесное, чем на земное.

Вслед за многими исследователями православный пастырь отмечает: “…Главный русский недостаток состоит в резком порою разрыве между сознанием и практикой. Национальный дух русского народа, включающий религиозно-духовные, этические, культурные и общественные ценности — удивительно прекрасен, а жизнь часто страшно уродлива. Поэтому русский человек, встречаясь с собственной раздвоенностью между идеалами и жизнью и не выдерживая такой раздвоенности, нередко бежит от скудных и скучных жизненных реальностей, уходя в пьянство, ТВ и т. д. …Но даже при этом в его мутной голове идеалы часто остаются незыблемыми” [8].

Иерархия ценностей, сложившаяся в народном сознании, приоритет в ней духовных идеалов, их высота и святость способствовали развитию такого свойства народного характера, как максимализм и связанное с ним острое чувство справедливости.

Здесь перечислены далеко не все, а только главные, ключевые характе­ристики национального русского духа. Однако, думается, этого достаточно для установления особенностей хозяйственного (трудового, предпринима­тельского и управленческого) поведения русских.

О нашем отношении к труду существуют два прямо противоположных мнения. Одни наблюдатели, особенно иностранцы, отмечая нашу бедность, житейскую неустроенность, считают нас ленивыми. Другие, обращая вни­мание на гран­диоз­ные масштабы России, тяжесть климатических условий, очевидные успехи в науке, промышленности и искусстве, невозможные без большого труда, настаивают на исключительной трудолюбивости русского народа. На самом деле здесь нет противоречия. Стремление к духовной свободе, созерца­тель­ность, свойственные русским, не способствуют любви к труду как к таковому. Для русских важна цель труда. На себя и на “дядю” русские трудиться не склонны. Для высокой же цели: ради спасения души, послушания, ради Родины — русский может надрываться работой. Вспомним рукотворные чудеса северных монастырей, трудовые подвиги женщин и детей времен Великой Отечественной войны.

Вместе с тем, несмотря на отсутствие самолюбия, русским свойственно стремление к самовыражению в труде, носящем творческий характер. Сложная задача, интересная работа или проблема являются для русского хорошим стимулом к интенсивному, причем зачастую материально невыгодному труду.

В силу соборности русских они склонны к коллективному, артельному труду. При этом заработок обычно делится не по вкладу в результат, а “по спра­ведливости”. Мне известны случаи, когда уже в наше время члены бригады, получив свои заработки, тонко дифференцированные с помощью разных показателей и коэффициентов трудового участия, складывали их все вместе и делили поровну. Для сравнения: автор в свое время предпринимал попытки организовать бригадную коллективно-сдельную оплату в эстонских трудовых коллективах. Несмотря на то, что такое решение диктовалось самим характером технологического процесса, оно было категорически отвергнуто всеми членами бригады. В результате пришлось идти на дополнительные затраты, чтобы организовать индивидуальную сдельную оплату труда.