Наш Современник, 2003 № 12 - [73]

 Вообще советский “теневик”, как и вся социалистическая экономика, возможен был только в СССР. (Нынешний “теневик” — это совсем другое дело!). Вспомним Райкина: кто в первом ряду сидит? Товаровед! Скажем, что значила в то время модная одежда, дубленка, например? Она превра­щалась не только в символ материального благополучия, но и, как диплом о высшем образовании, давала права на своего рода советский дворянский титул. Не “першингами”, а потертыми джинсами пробили окаянные супостаты первую брешь в обороне советской идеологии. Знаменательно, что сегодня в джинсах и кожаных куртках ходят, как и на Западе, самые небогатые слои населения, включая и бомжей.

 Советский “теневик” работал не за деньги, а за карьеру и реальные блага. Формула хозяйственной жизни того времени: товары, услуги, положение – за другие товары, услуги, положение. В этой ситуации значение денег было минимальным. Деньги теряли свой первозданный экономический смысл и превращались в “деревянные”. Это был тот же феодализм с его натуральным обменом. Тот “теневик” жил в сложившейся системе, и другая ему была не нужна. Он имел “дефицит” и через него имел все. Система ушла, на ее место пришла другая, сформировался рынок, появился товар, понадобились не услуги, а живые деньги. А где деньги, там и банкиры с менеджерами и брокерами.

Как видите, об олигархах, фарцовщиках и “теневиках” я ничего по личному опыту рассказать не могу. Но с одним из крупных промышленников и легендарных “красных” директоров мне посчастливилось быть знакомым. Это Герой Социалистического Труда Иван Корнеевич Седин. Нарком, министр нефтяной, а потом и текстильной промышленности советской России. Его я хорошо знал лично. В министрах он ходил до хрущевских реорганизаций. Уже в конце жизни стал директором НИИ в подмосковном поселке Хотьково. Государственный масштаб и яркий организаторский талант этого человека немедленно сказались и на новом, более скромном поле деятельности. Поселок расцвел буквально на глазах (вот уж, действительно, не место красит человека, а человек — место!): будто сами собой выросли благоустроенные дома, школа, детсад, ясли, спортзал, клуб, магазин, асфальтированные дороги. В инсти­туте появились свои, обученные в лучших вузах страны молодые специалисты, приехавшие в поселок вместе со своими семьями и обеспеченные всем необходимым для достойной жизни и плодотворной работы. А сам институт поднялся до уровня союзного значения. И все это за 10 лет! Когда Иван Корнеевич входил в обком, секретари вставали, а новички спрашивали шепо­том: “А кто это?”. Для меня он — образец руководителя. Формат страны в маленьком поселке. В работе своей он видел опору прежде всего в живом человеке, а не в “массах пролетариата”, и не “кадры”, а конкретные трудолю­бивые, талантливые и честные люди действительно решали у него все. Он активно искал новаторов, ставил их, даже молодых, на ответственные должности и не ошибался. Он сплотил ученых, создал мощный творческий потенциал. На практике осуществил идею наукограда, который вырос рядом с криминальным, всеми заброшенным поселком Хотьково. И ничего не разрушая, на том же пространстве, с теми же людьми было создано новое сообщество — творческий коллектив единомышленников, объединенных одним делом и безупречным авторитетом руководителя. Он всегда был центром притяжения. “Седин все решит”, – говорили про него люди, и он, на самом деле, решал все. Он счел необходимым и сумел подружиться с заграницей: Чехо­сло­вакия, Польша, Венгрия вошли в сферу осуществляемой его институтом научно-хозяйственной деятельности. Жил Иван Корнеевич в “хрущевке”, в тесной квартирке с женой и сыном. Мы шли в школу, а он часто стоял у своего подъезда и смиренно ожидал машину, видимо, опазды­ваю­щую. И без всякой охраны. А врагов у него было много. При всеобщей любви, при высочайших моральных качествах, талантах и энергии. Собственно, потому-то они и были, эти враги. В темном костюме с золотой звездой Героя на лацкане и в серебряном ореоле седины – именно таким он мне запомнился.

 Но, повторюсь, директорство в институте уже было в финале его славного трудового пути, который прервала трагическая смерть, связанная с врачебной ошибкой. Героя же он получил в начале войны, как он рассказывал, “за бензин для армии”. При наступлении немцев на Северном Кавказе он за три дня построил трубопровод и перекачал крупные запасы топлива на баржи, которые удалось эвакуировать под самым носом у врага. Для проведения этой операции ему пришлось мобилизовать 15 тысяч человек! Приготовления заняли несколько недель, в течение которых нарком практически не спал. А до этого был трубопровод, проложенный Сединым под огнем противника по дну Ладожского озера в осажденный Ленинград. Со званием Героя его поздравил сам Сталин, позвонив, по своему обычаю, ночью. “Когда приедете на работу?” — после поздравлений поинтересовался Иосиф Виссарионович. “Уже еду, товарищ Сталин”, — просто ответил Иван Корнеевич. А еще был московский завод сельхозтехники, который Седину было предложено срочно переоборудовать для выпуска танков. Это тогда называлось “факультативной работой”, иными словами, дополнительной нагрузкой к основным обязан­ностям. Седин перенес свой наркомовский кабинет прямо на завод, в каптерку мастера, и стал жить там. Через месяц завод дал фронту первые пять танков. Через два – десять. Через три — пятнадцать. После чего Седин забрал свои телефоны и вернулся обратно в Наркомат. Был ли он “красным” директором? Не знаю. Он работал и жил в советское время и служил своему Отечеству и народу. Насколько дорога была ему “красная” коммунистическая идея и как он ее понимал, мне неведомо. Для меня Иван Корнеевич Седин – пример истинного служения человека своему делу и своему долгу. И я, благодаря ему, не боюсь работы в экстремальных условиях, потому что видел и знаю – это возможно. На заре кооперации я был директором сразу пяти кооперативов. Работал по 14 часов в сутки — и не уставал, и даже нравилось. Нравилось работать, а деньги были на втором плане. И это – нормально!