Наш Современник, 2003 № 03 - [8]

Характерным получилось и окончание дня. Хотя какой уж тут день — засиделись далеко за полночь. Патетические речи до одури, а затем депутат только что упраздненного Моссовета, отвечавший за науку и потому приглашенный на конференцию, взял появившуюся откуда-то гитару и несколько часов кряду пел отчаянно романтичные песни советских технарей. И как-то сразу стало ясно: все это в последний раз. И сердечность, и наивные песни, и сама советская интеллигенция, не знавшая слов “безработица”, “невыплата зарплат”. Все рушится в тартарары.

Словом, прямо по Генри Миллеру, большому знатоку русского характера: “Бедный Евгений! Он смотрит на жалкую обстановку... И говорит трагически: “Я раб”... Потом снимает со стены гитару и поет...”

Впрочем, мой аргумент, скорее всего, покажется Ионе Андронову слишком субъективным. Поэтому сошлюсь на сугубо объективное явление. Существует научная дисциплина — ималогия. Наука об образах. В том числе — образе страны. На Западе “the image of Russia” изучается достаточно активно, выходят исследования на тему: “Россия как проблема ималогии”. Почему бы и нам не рассмотреть “the image of West”, в том числе образ западного человека?

При этом я сразу оговорюсь, что не претендую на научную всесторонность и полноту исследования. Моя задача скромнее. В частности, найти ответ на актуальный вопрос о причинах американской агрессивности. Проявляю­щейся в государственной политике и в человеческих отношениях. Станислав Куняев в разговоре со мной остроумно заметил: “Аксенов уверял по радио: “Все американцы улыбаются!” Откуда же тогда 15 тысяч убийств ежегодно?”

О криминальной Америке — излюбленной мишени советской пропаганды — мы как-то позабыли. Зато перед нами во всей красе разворачивается Америка милитаристская. Почему Соединенные Штаты ломятся на все континеты, размахивая “Томагавками”? С одной стороны, понятно: прибыли ВПК, амбиции Пентагона, интересы нефтяных компаний. Но с другой — зачем же, как говорится, табуретки ломать?..

Те же интересы 14 нефтяных компаний Буш-младший мог бы легко обеспечить, договорившись с Хусейном. Нажав на него предварительно. Это уж чуть ли не с ХVIII века у Запада такая манера договариваться: сначала корабли с пушками, затем дипломаты с договорами. Но сейчас — корабли посланы, а дипломатов нет. Хотя договориться в данном случае дешевле,   п р а к т и ч н е е.   Вот и Жириновский, “первый друг Саддама”, как он себя представляет, заговорил о том, что Ирак “ляжет” под Штаты, как только получит соответствующее предложение.

И если в такой ситуации Буш предпочитает действовать силой, это говорит не столько об объективных потребностях США, сколько о характере амери­канского президента. И если сенат, палата представителей, народ Соединенных Штатов поддерживают драчливый запал — это уже характеризует нацию, национальный тип.

Еще раз позволю себе обратиться к личным воспоминаниям. У моей жены был талантливый ученик. Уехал в Америку, т а м  осознал себя русским, затосковал. Для таких и существует виртуальное общение, всемирная паутина. Где он и познакомился с американским военным летчиком, с которым у него состоялся примечательный разговор.

С чего началось — неважно, но скоро заговорили об Ираке. Летчик то ли бомбил Ирак, то ли собирался. О чем поведал с характерным энтузиазмом. Русский возмутился: чего же бахвалиться — Ирак заведомо слабее, какая доблесть в том, чтобы отдубасить малого и беззащитного.

Представьте ситуацию: часа три ночи, Нью-Йорк, общение на чистейшем английском. И вдруг американец пишет: “Я догадался, ты — русский!”. Пауза. И заключительная реплика: “Ну ничего, скоро мы и до вас доберемся!”

Почему американец безошибочно опознал в собеседнике русского? Не предположил в своих соотечественниках склонности к состраданию? И почему вместо уважения, любопытства хотя бы, заступничество за слабого вызвало ярость? Если мне удастся ответить хотя бы на часть этих вопросов, я буду считать, что выполнил задачу.

Каков же он, человек Америки? Обратимся к одному из самых авторитетных источников — двухтомному исследованию Макса Лернера “Развитие цивилизации в Америке”. В главе, так и озаглавленной “Человек Запада”, автор дает его портрет. “Этот новый (по сравнению с жителями Старого Света. — А. К. ) человек отличается подвижным, беспокойным характером... Он всей душой принадлежит здешнему миру, питая мало интереса к потусторонней жизни, очень остро чувствует время и знает ему цену. Его честолюбие нацелено отнюдь не на духовные ценности. Привыкнув мыслить категориями вещей реальных и достижимых, он исполнен оптимизма, веры в прогресс, уважения к техническому мастерству и материальному преуспеванию... Верит он лишь в то, что можно пощупать, схватить, измерить. Это человек техники, которого занимает вопрос “как?” и совершенно не волнуют проблемы цели и блага . Он далек от аскетизма, ценит комфорт и свято верит, что жизненный уровень — это самое важное, а может быть, даже и смысл жизни”.

Понятно, здесь скорее символ, эмблема, чем живой, пусть и собирательный образ. Лернер постоянно предупреждает, что судить об американском характере по нескольким чертам опрометчиво. Сам он посвящает этому предмету не менее трети из 1400 страниц своего труда.