Наш Современник, 2001 № 11 - [10]

Итак, суициды подразделяются на истинные, скрытые и демонстративные. “Истинные суициды, — разъясняет врач-психиатр Виталина Бурова, — редко бывают спонтанными, чаще всего им предшествуют мысли о смерти, “экзистенциальный кризис” (потеря смысла жизни), депрессивное состояние или просто угнетенное настроение” (“Известия”, 28.07.2000) . Что такое скрытый суицид, мы объяснили выше. Демонстративная суицидальная попытка совершается человеком, который, пытаясь кому-то что-то доказать или добиться какой-то цели, делает вид, что готов покончить с собой, а на деле рассчитывает, что помощь подоспеет вовремя: успеют вынуть из петли, успеют промыть желудок от лошадиной дозы снотворного... Но нередко случается, что, играя на нервах близких, шантажист неправильно рассчитывает время. Так демонстративные попытки самоубийства становятся завершенными суицидами. Демонстративные суициды более характерны для подростков, хотя и взрослые дяди и тети “балуются” такой игрой со смертью. Вообще-то покушения на самоубийства не учитываются ни у нас, ни в других странах, а зря: на 1 успешно завершенную акцию приходится 7—10 попыток.

Еще в конце прошлого века крупнейший социолог с мировым именем Эмиль Дюркгейм заметил, что “самоубийство по существу своему — чисто мужское явление”. Выполнению мужской роли (кормилец семьи, защитник) присущ высокий уровень стрессов. Стрессы по-разному влияют на уровень самоубийств мужчин и женщин. “Гибкая” женщина “гнется” под тяжестью невзгод, но “не ломается” (то есть адаптируется к ним). Мужчина же либо не гнется, либо ломается. Одни исследователи винят мужчин за “конститутивную слабость” сильного пола, другие считают, что в определенных ситуациях мужская гордость заставляет мужчину, как говорят, “сойти красиво”, а не приспосабливаться (адаптироваться) к унизительной ситуации. Моральная оценка самоубийства вообще крайне затруднена: в христианской культуре это грех, у философов-стоиков — добродетель. То же — и в японской национальной культуре, подарившей миру слова “харакири” и “камикадзе”. В православной Руси останки самоубийц хоронили отдельно, в нехороших, “нечистых” местах. Одно из таких мест в Москве, полностью оправдавшее сказанное, так и именуется — Останкино. В дореволюционной России самоубийства были редким явлением — всего 3 суицида на 100 000 человек. В деревнях они встречались еще реже, чем в городах. Дело не только в том, что они осуждались православием, но и в том, что тогдашняя Россия была типичным традиционным обществом (85% сельского населения), а самоубийство — явление современное, порожденное культурой большого города.

Но вернемся опять к мужчинам. Э. Дюркгейм одним из первых отметил, что “на одну лишающую себя жизни женщину приходится в среднем четверо мужчин”. Это высказывание справедливо и для нынешнего времени, и для большинства стран. До 1992 г. оно было справедливо и для России. В целях удобства изложения число мужчин-самоубийц, приходящихся на одну лишившую себя жизни женщину, социологи обозначили термином “индекс сверхсуицидальности мужчин”. Например, в 1991 г. в России доля женщин среди самоубийц составила 21,5%, что дает нам “индекс сверхсуицидальности мужчин” 78,5% : 21,5% = 3,651. Статистический анализ, проведенный в 1991 г. по 46 странам мира, дал соответствующий индекс, равный 3,128 - 0,266 мужчин.

Критической константой, при переходе за которую начинается социальная патология, считается индекс 4,2 (“Социс”, № 5/91, с.100). Когда в обществе начинается рост числа самоубийств за критической цифрой 20 суицидов на 100 тыс. населения, главную “лепту” здесь вносят мужчины. В нижеследующей таблице привожу соответствующие данные по России (подсчитано по: “Социс”, № 5/99, с. 83; “АиФ”, № 44/97, с. 24).

 

Годы Общее число На 100 000 Индекс сверхсуи-

 

1990 39 150 26,4 3,48

1991 40 143 26,9 3,65

1992 46 125 31,0 4,05

1993 56 136 38,1 4,55

1994 61 886 42,1 4,89

 

В абсолютных цифрах росло число и женщин-самоубийц, но основной прирост, как явствует из индекса сверхсуицидальности, давали самоубийцы-мужчины. Если же брать только трудоспособный возраст, то здесь соответствующий индекс к середине 90-х превысил 7. Как пишет социолог Ирина Орлова, “возрастная структура смертности от суицидов совпадает с аналогичной структурой общей смертности и еще раз подтверждает, что наиболее серьезным симптомом социального нездоровья России в 90-е годы является сверхсмертность мужчин трудоспособного возраста” (“Социс”, № 8/98, с. 72).

Минимальный уровень суицида в России падает на 1986 год — 33 261 чел. (23,1 на 100 000). Это — прямой результат борьбы с алкоголизмом, но результат сугубо временный. Затем кривая смертности сначала очень медленно, а затем набирая ускорение, поползла вверх, достигнув в 1991 г. числа самоубийц в 40 143 (26,9 на 100 000). Это был последний год, в котором среди причин суицида преобладали личные мотивы.

Ситуация резко изменилась в 1992 г. С этого года начали доминировать социальные причины самоубийств: потеря работы, девальвация профессии, малый заработок. ВЦИОМ предупредил, ссылаясь на многие исследования в разных частях мира: “Среднее падение личного дохода на 10 % влечет среди затронутого населения рост общей смертности на 1% и рост числа самоубийств на 3,7%. Ощущение падения благосостояния является одним из наиболее мощных социальных стрессов, который по силе и системности воздействия превосходит стрессы, возникающие во время стихийных бедствий” (“Наш современник”, № 1, 1997, с. 250—251). Затяжные задержки зарплаты резко усугубили ситуацию. “Ты довел меня до края, оставив без зарплаты на год...” — одна из типичных предсмертных записок в адрес директора завода. Новым стрессовым фактором явился каждодневный страх, поселившийся в домах россиян. Очевидно, наиболее “суицидоопасен” не столько низкий, но стабильный социальный статус, сколько его резкое падение, утрата положения, занимаемого в обществе. Массовые нарушения прав человека всевластной бюрократией, с беспредельной жестокостью и хамством относящейся к посетителям-“просителям”, ломающей одним росчерком пера (или отсутствием оного) судьбы зависимых от бюрократии людей. Адовы муки хождения по замкнутому бюрократическому кругу — с повседневными унижениями, волокитой, общей неопределенностью, выколачиванием взяток и т. д. и т. п. позволяют считать бюрократию (наряду с директоратом, ворующим рабочие зарплаты) главным социальным виновником невиданного роста самоубийств в России.