Наш Современник, 2001 № 04 - [5]

Очерк и публицистика : Ирина Стрелкова. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ ОБРАЗОВАНИЯ — МЕСТО И РОЛЬ РОССИИ

Национальная доктрина образования в Российской Федерации была утверждена постановлением правительства от 4 октября 2000 года. Появился государственный документ, который по своему назначению должен соответствовать национальной идее. В Доктрине образования необходимо заявить четко и ясно: кого же мы растим, для какой жизни. И там на первое место поставлены: приоритет образования как основы социально-экономического и духовного развития России, историческая преемственность поколений, воспитание патриотизма и высокой нравственности, формирование у детей и молодежи целостного миропонимания. Названы и задачи российского образования в условиях глобализации: “утверждение статуса России в мировом сообществе как великой державы в сфере образования, культуры, искусства, науки, высоких технологий и экономики”. Согласно Доктрине, дальнейшее развитие российской системы образования будет опираться прежде всего на собственный опыт: “Отечественное образование имеет глубокие исторические традиции, признанные достижения...”. О либеральных инновациях 90-х годов сказано определенно: “В последнее десятилетие многие завоевания отечественного образования оказались утраченными”.

При таких позициях Доктрина была обречена в либеральных СМИ на репутацию ретроградной. И в то же время нашлись свои причины для недовольства у защитников традиций русского образования. О конкретных претензиях к Доктрине, связанных с очень характерными поправками, внесенными правительством в представленный проект, речь пойдет дальше. Но защитников традиций смутил пункт, присутствовавший изначально: “интеграция российской системы образования в мировое образовательное пространство с учетом отечественного опыта и традиций”. Этот “учет” не представлялся надежным. И согласимся, для таких сомнений есть веские основания. Ведь все дело в том, какие силы сегодня стоят за обновление и развитие российской системы образования на основе собственного исторического опыта и какие — за безоговорочное следование западным образцам, за глобализацию. Противоборство этих сил началось в России не десять лет назад, но с наибольшей остротой проявилось в последнее десятилетие. И по-прежнему, с одной стороны — единство образования и воспитания, широта и фундаментальность школьной программы, сочетание высоких требований — как в области гуманитарных наук, так и естественных. С другой — прагматичный подбор изучаемых в школе предметов, ранняя специализация учеников по способностям, их ранняя целеустремленность в избранном направлении, использование в обучении скоростных образовательных технологий. Некоторое подведение итогов этого противоборства можно обнаружить в представленных правительством в июле прошлого года “Основных направлениях социально-экономической политики правительства Российской Федерации на долгосрочную перспективу”. Там отмечено, что “новые принципы организационно-экономического функционирования” более успешно были реализованы в высшей школе, тогда как в средней школе и в профессиональных училищах “возобладали консервативные тенденции”. Меж тем есть все основания полагать, что на самом деле ситуация в российской системе образования развивается не по такой схеме. “Но чем характерен русский человек? — объяснял в том же интервью Кокошин. — Он создал какое-нибудь сверхдиковинное изделие, а вот дальше: поставить его на поток, растиражировать — ему уже неинтересно. Американцы наоборот, у них в ученых живет Генри Форд. Там задача не просто сделать автомобиль, но “раскрутить” его, чтобы пошел миллионными тиражами… Все эти вещи тоже необходимо закладывать в образование: учить людей добиваться экономического успеха в сфере высоких технологий в интересах развития своей страны”. Разумеется, не Форд изобрел автомобиль. И основы, из которых выросло высокотехнологичное производство компьютеров, заложил не Билл Гейтс, а фундаментальная наука, в том числе и русский физик-теоретик, Нобелевский лауреат Ж. И. Алферов. А наша отечественная высшая школа учила и деловой хватке, достаточно вспомнить академика И. В. Курчатова или С. П. Королева. Но понятие, что такое “экономический успех”, у Королева было все же иное, чем у Генри Форда или Билла Гейтса. Но с Д. И. Менделеевым у основоположника советской космонавтики понятия о многих вещах — близкие, хотя великий химик занимался делами русской экономики и промышленности не при советской власти. Менделеев был по убеждениям государственником и патриотом, выступал против иностранного засилья (термин “глобализация” тогда еще не был в ходу), за что и тогда можно было прослыть антисемитом. Академия наук, убоясь обвинения в том же, не избрала великого русского химика в академики. Но вернемся к интервью Кокошина. Он отметил тенденцию к снижению математического образования в школах США, Англии, Германии, Японии: “Это выглядит парадоксально: идет информатизация общества, растет потребность в сложных компьютерных системах, в программном продукте, в прикладной математике, а внизу, в школах, где формируется основа — противоположная тенденция”. И в особенности эта тенденция характерна для США, где либерализация образования позволяет ученикам самим выбирать, чем они хотят заниматься: “Я знаком со многими руководителями высокотехнологичных фирм США — они болезненно реагируют на такую ситуацию”. По мнению сопредседателя РОСРО, этот западный “парадокс” обеспечивает место и роль России в условиях глобализации образования: “Мы, с нашей системой образования, с традицией интереса к крупным научным достижениям, можем стать одним из мировых центров, где будут производиться не машины и оборудование, а прежде всего специалисты и знания. Собственно, сегодня это наиболее ликвидный продукт на мировом рынке. Правда, весь вопрос в том, как его использовать”. В этом деловом предложении как бы оборачивается своей приятной стороной коммерциализация образования, которую не приемлет в России большинство. Оказывается, и на образовании можно заработать на пользу государства. Ведь до сих пор “наиболее ликвидный продукт” достается зарубежным фирмам задаром, они сэкономили немало средств на подготовке специалистов, а Россия не получила за них ни гроша, хотя они обучались за счет государства. Кокошин не говорит, во что обошлась России такая благотворительность. Но цифры есть в статье полутора тысяч выпускников. Один институт подарил зарубежным фирмам полтора миллиарда долларов. (Как раз столько получит по бюджету на 2001 год министерство образования.) Один! А уезжают из многих. Может, и в самом деле у России есть возможность воспользоваться глобализацией образования и стать мировым центром по производству “наиболее ликвидного продукта”? Томский губернатор В. М. Кресс уже предложил создать в этом старинном университетском городе российско-азиатский и российско-китайский университеты дистанционного образования: ведь только в Китае ежегодная потребность в специалистах с высшим образованием оценивается в сто миллионов человек. Когда начинают оценивать, что же осталось у России после вселенского разграбления, непременно говорят и об интеллектуальном потенциале нации. Во-первых, называют российские запасы недр и, во-вторых, — интеллект. Распродажа недр — дело откровенно грабительское, и уже подсчитано, на сколько лет всего этого хватит. Производство “наиболее ликвидного продукта” сосредоточено в российской системе образования. Ну, а эти ресурсы исчерпаемы или нет? Ректор МГУ, председатель Российского союза ректоров В. А. Садовничий не устает повторять, что наша страна обладает уникальной системой образования. И это известно всему миру. В интервью “Независимой газете” академик Садовничий рассказал о встрече в Казахстане на научной конференции “Наука и будущее” с двумя нобелевскими лауреатами Клаусом фон Кнетцингом и Жераром Тхоофтом, которые в беседах с ним заявляли: “Берегите свою систему образования!” (“НГ” 24.01.2001). Значит, и на Западе понимают, что сейчас происходит с русским образованием. Ничто так не обнаруживает образ мыслей, как лексика: люди шанса, стремление воспользоваться шансом. Очевидно, не столь уж “долгосрочным”. Они спешат. В их спешке Россия и прожила эти десять лет. Стремление воспользоваться шансом можно проследить по той работе, которую в правительстве провели над проектом Национальной доктрины образования, который был поддержан Всероссийским совещанием работников образования в январе 2000 года. Там в числе стратегических целей образования первой была названа: “преодоление социально-экономического и духовного кризиса”. Для России — насущный вопрос. Но эту цель в правительстве вычеркнули. Взамен вписали: “кадровое обеспечение развивающейся рыночной экономики”. Хотя это назначение системы образования уже содержится в предыдущей строке: “создание основы для устойчивого социально-экономического и духовного развития России”, что само собой включает подготовку специалистов. Но “люди шанса” готовы всюду вставить свое любимое слово — “рынок”, “рыночный”. В Доктрину они добавили обучение детей “навыкам поведения на рынке труда”. Какая там “нива народного просвещения” с ее сеятелями “разумного, доброго, вечного”! Ее сменил “рынок образовательных услуг”. Так что теперь вы ведете ребенка не в школу, а на этот самый “рынок”. Подмена понятий — вещь не безобидная. Дети стали вести себя развязней, оскорблять учителей — они на рынке. И если недавно родители относились к школе с полным доверием, то теперь, как пишет Виктория Молодцова в “Российской газете” (18.01.2000), “возникло чуть ли не мощное движение родительской общественности, которое при поддержке опытных адвокатов судится со школами”. Кстати, слова Кокошина “наиболее ликвидный продукт”, о выпускниках вузов, тоже рыночного происхождения. Следующая поправка может служить образцом того, как “люди шанса” осуществляют свою цель закрепить законно то, что было схвачено. Из проекта Доктрины вычеркнуто лишь одно, зато важнейшее, слово. Там было сказано о “правовом, демократическом, социальном государстве”. Осталось после правки: “правовое, демократическое государство”. А почему вычеркнули слово “социальное”, правительство объяснило в “Основных направлениях…” : “Вместо социального государства (патернализма) и приватизации социальных функций (радикального либерализма) создается “субсидиарное” государство, которое обеспечивает социальные гарантии в той мере, в которой общество не может сделать самостоятельно”. Разница между социальным государством и “субсидиарным” по сути в том, что первое всегда будет стремиться к сокращению разрыва между бедными и богатыми, а второе — его сохранить и узаконить. Вот что говорится о программе перехода к “субсидиарному” государству в цитируемом документе: “Это — политика здравого смысла, предлагающая решение соответствующих проблем с учетом существующих на сегодня бюджетных и ресурсных ограничений. Программа модернизации позволяет минимизировать социальные издержки преобразований…” “Политика здравого смысла” и горячее желание “минимизировать социальные издержки”, конечно, проясняют, почему из Доктрины вычеркнули строку о “преодолении социально-экономического и духовного кризиса”. В России пока еще много людей образованных и мыслящих. Не зря же пока признается российский интеллектуальный потенциал. Но, к сожалению, весь образованный слой не только ущемлен экономически, но и не имеет возможности следить за важнейшими государственными решениями, постановлениями, принятыми законами. А наши публицисты еще и попрекают, что Россия поздно спохватывается. Она и может спохватываться только с запозданием. А до того все важнейшие государственные документы попадают к гражданам России в беглом и неточном пересказе. Причем хорошо, если это газетный текст. Обычно важнейшие сведения перевираются и недоговариваются по электронным СМИ. Так, в 1993 году Россия якобы проголосовала за ельцинскую конституцию, не имея возможности ее хотя бы пролистать: на слух, под призывы с телеэкранов, что это у России последний шанс. Чей был шанс, теперь известно. Но в 1993 году “победителям” все же пришлось записать в Конституции РФ, что у нас — социальное государство. И если говорить о самом термине, то за “социальным” не стоит “патернализм”. Это — давнишнее, ныне устаревшее наименование системы благотворительных подачек, которая ближе к “субсидиарности”. Теперь и богатые страны предпочитают говорить не о патернализме по отношению к бывшим колониям, а о партнерстве. Этот термин, пожалуй, применим в наше время только к отеческой опеке, которую проявляет по отношению к России Всемирный банк, курирующий, как известно, и модернизацию российской системы образования. Конечно, переделать в Конституции “социальное государство” на “субсидиарное” правительству не дано. Правительство, отмахнувшись от Конституции, правит Доктрину образования. К примеру, там есть пункт о создании условий для получения общего и профессионального образования детьми из малообеспеченных семей, который распространяется на все полагающиеся льготы: и на учебники, и на стипендии. Но в правительственном тексте слово “малообеспеченные” вставлено много раз. Сочинили от себя “социально уязвимые слои населения”, которых в проекте не было. Такое впечатление, что вколачивали накрепко “субсидиарность” в каждый пункт. Я была на самом первом обсуждении в Думе только что полученной из правительства Доктрины и распоряжения правительства N 1072-р в одном с ней пакете. Сразу обнаружилось, что N 1072-р с перечнем ближайших мер был подписан в июле 2000 года, а шел уже ноябрь. И причины, почему правительство не торопилось поделиться своими планами, тоже прояснились. Как сказал член общественного совета при думском Комитете по образованию и науке, президент РАО Н. Д. Никандров, Доктрина в сочетании с июльским распоряжением девальвирована по социальным гарантиям в сравнении с проектом Доктрины. По мнению социолога профессора Э. Н. Фетисова, в таком виде Доктрина послужит разделению общества. Профессор МГУ А. В. Бузгалин заметил, что механизмы модернизации образования, предложенные правительством, не нейтральны: формируется элита из детей новой номенклатуры, но какие-то таланты все-таки получат доступ к образованию. А России нужны образованные люди в большом числе. Выступил и один из разработчиков правительственного варианта Доктрины, бывший министр образования Э. А. Днепров, отнюдь не сторонник опоры на отечественный опыт, известный своей программой смены менталитета нации через образование. Он назвал все критические высказывания “страшилками”, но и ему не понравилось, что в июльском распоряжении N 1072-р откуда-то взялось “софинансирование” из родительского кошелька и “деньги следуют за учеником”. По выражению Э. А. Днепрова, разработчики это “отшибли”. После выступления бывшего министра было над чем задуматься. Ведь если к конечному варианту Доктрины не был допущен разработчик из самых главных, то кем же доделывался за закрытыми дверями важнейший государственный документ — Доктрина образования? В жизни народа и государства реформа образования значит более, чем реформа армии: изменения системы образования — это кардинальные изменения всего общества. Такой задачи Э. А. Днепров, в бытность министром образования, как известно, выполнить не сумел. Перелицевать программы и учебники с целью вколачивания в головы школьников “новой идеологии” — этим не установишь новые общественные отношения. Осуществить такую задачу можно только с помощью экономических механизмов — и в системе образования тоже. VI съезд Российского союза ректоров, проходивший в декабре 2000 года, принял “Обращение”: “Отдавая должное происходящим политическим и социально-экономическим преобразованиям, нам исключительно важно прежде всего всмотреться в координаты глобальной интеллектуальной, научно-технической и культурной трансформации, которая в конечном счете определит облик российского общества и мировой цивилизации, а значит, и задачи высшей школы в наступающем столетии”. И дальше в “Обращении” говорилось о необходимости предварять кардинальные изменения в образовательной сфере “анализом долгосрочных экономических и социальных последствий”. Наша система образования была элитарной по возможностям, которые она предоставляла, но не по расходам на школы и вузы. Сошлюсь на авторитет известного специалиста по экономике образования члена-корреспондента РАО М. Л. Левицкого: экономика советской системы образования была эффективной. В минувшем году Нобелевскую премию по экономике получил американец Джеймс Хекман, известный не теоретическими, а прикладными исследованиями. Так вот, он считает наиболее выгодным и для гражданина США и для всей страны общее среднее образование. Человек, получивший основательное среднее образование, реже принимает неправильные, невыгодные решения — это относится и к вопросу, нужно ли учиться дальше и где учиться. В России, даже в 1993 году, нельзя было протащить при голосовании за ельцинскую конституцию (даже обманом — нельзя!) полную отмену бесплатного образования. Но в 2000 году на парламентских слушаниях по образованию Явлинский безапелляционно заявил: “Образование в России больше не является бесплатным”. А Немцов с той же трибуны радостно известил: “У нас уже есть элитарное образование”. И надо было видеть, как сияла Хакамада, ведущая парламентские слушания по праву заместителя председателя Думы, когда выступал “лидер ассоциации молодежных организаций “Первое свободное поколение”, — так она его представила. — Мы не будем аплодировать льготам для всех, образованию для всех! — говорил этот лидер. — Нам нужно качественное образование! Какая знакомая фигура, какой комсомольский задор! И эта манера выступать от имени “мы”… Словно бы сидим не на парламентских слушаниях, а на съезде комсомола. После я спрашивала участников парламентских слушаний. Никто не ведал ни про множество молодежных организаций “Первое свободное поколение”, ни про их лидера Владимира Шмелева. И вообще, что называется, нетипичное явление: молодые на стороне правых. Смолоду увлекаются левыми идеями — и будущие Клинтоны, и будущие Иошки Фишеры. О том, что в СПС намерены заняться реформированием образования, я уже писала (“Государство и школа”, “Наш современник” 2000, N 8). Но в Думе Комитет по образованию и науке возглавляет И. И. Мельников из КПРФ и самый авторитетный в этом комитете из заместителей О. Н. Смолин — от аграриев. Очевидно, поэтому и потребовалось создать РОСРО во главе с Кокошиным, куда пригласили и Мельникова, куда вошли и Явлинский, и Хакамада, и Немцов, и еще множество персонажей, встречающихся повсюду. Стилистику РОСРО подчеркивает то обстоятельство, что в Думе заместитель председателя Хакамада курирует Комитет по образованию и науке. Ну зачем законодательной власти иметь при себе POCРO? Чтобы с этим разобраться, посмотрим, насколько бурная общественная деятельность СПС и “Яблока”, так нежно возлюбивших образование, отличается от деятельности их фракций в Думе. Например, как они голосовали по поправке об увеличении расходов на образование в бюджете 2001 года на 10,7 миллиарда: коммунисты и аграрии голосовали за поправку, а от “Единства” — 0 голосов, от СПС — 0, от “Яблока” — 3. И после этого нам рассказывают, что РОСРО добился увеличения расходов на образование. Обратите внимание, в своих публичных выступлениях они не требуют введения платного образования. Они бы рады бесплатному, но платное, увы, существует. Это — свершившийся факт. И элитарные школы для богатых — свершившийся факт, против него не поспоришь. И появились во множестве платные подготовительные курсы при вузах — что это, как не вымогательство денег за поступление в этот вуз. А поборы с родителей в школах? А взятки экзаменаторам на каждой сессии? Поколения русских людей чтили наши прославленные алма матер, а теперь газеты публикуют сводные таблицы: почем там обходится экзамен. Вы можете не верить в поголовную коррупцию. Можете догадываться, что за такими разоблачениями стоят интересы платных вузов. Но про этот “рынок знаний” уже вдолбили в головы всем школьникам. В министерстве образования издают приказ о борьбе с коррупцией, открывают “горячую линию”, но все понимают: невозможно искоренить коррупцию в одной отдельно взятой системе, если ею охвачен весь государственный аппарат — и правоохранительные службы тоже. Отсюда и такой простой, доходчивый, демагогический вопрос: не лучше ли будет отдавать свои деньги не в грязные лапы взяточников, а непосредственно на нужды образования? Эта постановка вопроса, конечно, делает коррупцию первопричиной и двигателем возобновления либеральной реорганизации российской системы образования. Можно сказать, коррупция им и помогла. Распоряжением правительства вводится “софинансирование”, то есть платность преподавания ряда предметов в бесплатной школе. Вводится “нормативное подушевое финансирование” (“деньги следуют за учеником”, “образовательный ваучер”), которое в правительстве называют “прозрачным”. У всех на виду ученик как бы получил на руки свою долю из государственного бюджета, а с нею — право выбрать, в какую школу он ее отдаст, в общешкольную кассу — и если ему там не понравится, то он, разумеется, заберет свой “образовательный ваучер” и отнесет в другую школу. Такой же “образовательный ваучер” можно отнести в дорогую частную школу и там вложить в свое образование, причем это не лишит родителей-налогоплательщиков права на налоговый вычет сумм, потраченных на обучение детей, в размере, доходящем до 25 тысяч рублей. Напомню, что как раз и “софинансирование” и “образовательный ваучер” на самых завершающих стадиях разработки “отшибли”, по выражению бывшего министра Днепрова. Уж очень нагло и “прозрачно” все это выглядело. Однако потом, за закрытыми дверями, не усомнились, вписали в N 1072-р. И если Доктрина в правительственном варианте не соответствовала Конституции, то, в свою очередь, правительственное распоряжение наплевало на выправленную Доктрину, где (по недосмотру?) осталось: “принятие нормативных актов, противоречащих Доктрине, в том числе снижающих уровень гарантий прав граждан в области образования и уровень его финансирования, не допускается”. Вообще не может не изумлять, как в условиях разницы в доходах между богатыми и бедными в 40 и 60 раз (невозможной в “цивилизованном” государстве) власть еще и хлопочет о “минимизации” социальных издержек. Ну есть уже у них 400 негосударственных вузов не для бедных! Могли бы сами содержать. Нет, распорядились предоставлять этим учебным заведениям, еще не доказавшим своей пользы для отечества, средства из государственного бюджета. К тому же этот N 1072-р вводит “особый статус — образовательных организаций вместо существующего статуса государственных учреждений”. В чем же суть смены статуса? Организация — это учредительство. Переименовали — и к числу учредителей можно будет допустить юридические и физические лица. Следующий этап — приватизация школ, вузов. Теперь посмотрим, что они сделали с существовавшими издавна в русской системе образования едиными государственными экзаменами, которые были не только проверкой знаний учеников, но и проверкой качества работы каждой школы. Процитирую Хакамаду, она теперь в СМИ — главный специалист по образованию: “Правительство предложило достаточно радикальный механизм, который защитит будущих студентов от “двойных стандартов” и выкачивания денег за “бесплатное образование”, — объединить выпускной школьный экзамен со вступительным экзаменом в вуз” (“Труд”, 25.01.2001). “Радикальный механизм” — это ЕГЭ (единый государственный экзамен) и ГИФО (государственные именные финансовые обязательства). Я о них упоминала в статье “Государство и школа”, полагая, что у меня имеется точная информация, но точная появилась лишь в ноябре. Не следовало радоваться, что единый экзамен устранит неравенство в образовательных программах, когда сельской школе отводился уж самый минимум. Правительство с помощью ЕГЭ и ГИФО намерено запустить такой “радикальный механизм”, что в самом скором времени (по уже сделанным расчетам) количество бесплатных мест в российских вузах сократится: сейчас бесплатных две трети, а будет одна треть. Надо сказать, что система единых экзаменов существует во многих странах. Полученные баллы суммируются, причем учитывается и “вес” предмета (например, во Франции при вычислении балла бакалавра математика оценивается в 5, а биология или химия — в 2). Результат единого экзамена учитывается при поступлении в высшее учебное заведение, но может потребоваться и сдача вступительного экзамена. При этом везде социальная поддержка студентов поставлена в зависимость не столько от успешной сдачи экзаменов, сколько от социального положения семьи. В России ГИФО разных степеней (в зависимости от суммы баллов) представляют собой “образовательный ваучер” с объявленной стоимостью в рублях. То есть при поступлении в вуз нехватку пятерок можно возместить, доплачивая за образование тридцать процентов или пятьдесят. Таким образом у нас в России на “рынке образовательных услуг” появился денежный эквивалент баллов, полученных на ЕГЭ. Словом, коррупция на ЕГЭ обретает реальные ориентиры. Однако когда расхваливают этот “радикальный механизм”, то непременно говорят о школьнике из далекой Сибири, у которого нет денег для поездки в Москву на вступительные экзамены: по системе ЕГЭ-ГИФО этот школьник получает возможность поступить в самый престижный вуз, хоть в МГУ. Ну, а деньги, чтобы студенту прожить в Москве, у его семьи есть? В последние годы, несмотря на нищету, российская система образования сохранила свой уникальный опыт работы с одаренными детьми. Вузы отыскивали ребят, увлекающихся математикой, физикой, химией. Устраиваются олимпиады, победители которых поступают в вузы. В том числе и школьники из самых дальних мест. У научных центров есть свои школы — например, у академика Ж. И. Алферова. Нигде в мире нет такой системы подготовки музыкантов, художников, как наши музыкальные и художественные школы, после которых идут в училища и затем в институты и консерватории. А наш уникальный Литературный институт со своими правилами приема! Но ведь сумма баллов не устраивает и Физтех, и Московский химический университет. Можно бы чем-то и поступиться, если бы ЕГЭ действительно уравнивал возможности школьников, независимо от достатка и где школьник живет. Но коррупция, конечно же, останется или возрастет. А репетиторы и платные курсы понадобятся не с одиннадцатого, а с десятого класса. Что же касается рублевого эквивалента пятерок, то этим будут уравнены богатые и талантливые. Или, наоборот: талантливые с богатыми. Сохранение на какой-то период высокого качества русского образования входит в планы, которыми делился Кокошин. Во-первых, сохранится возможность вывозить “наиболее ликвидный продукт”, не востребованный дома. Во-вторых, без допуска к образованию одаренных молодых людей не удастся создать на базе прославленных российских вузов мировые центры, привлекающие студентов из других стран — причем привлекающие и недорогой, по западным меркам, платой за обучение. Ведь правительство не намерено в ближайшем будущем существенно увеличить заработную плату ни в вузах, ни в школах. А с ЕГЭ правительство спешит. И речи нет о том, чтобы провести достоверные многолетние эксперименты, на которых настаивает педагогическая общественность. Эксперимент будет проведен “в особо крупных размерах”, если пользоваться языком юристов. Сразу в шести субъектах Российской Федерации и этой же осенью. А как известно, чем крупнее мероприятие, тем труднее удостовериться в результатах. По сути, готовится не проверка, насколько полезен “радикальный механизм”, а шумная рекламная кампания. Юридический термин мне здесь припомнился потому, что в одной из модных сейчас на телевидении имитаций судебного разбирательства принимал участие известный адвокат Генрих Падва. Защищая принципы “радикального механизма”, он позволил себе использовать в качестве довода общеизвестные сведения о высоком проценте выпускников вузов, которые затем не работают по своей специальности. Подразумевалось: стоит ли так разбрасываться высшим образованием? Думается, Генрих Падва все-таки знает, что высшее образование определяет развитие нации. Впрочем, телезрители могли подумать, что адвокатам сплошь и рядом приходится защищать интересы сильных мира сего. Я провела несколько дней в частной школе по просьбе знакомой учительницы, озабоченной тем, что ученики этой школы прекрасно усваивают английский, но в развитии отстают от сверстников из обычных школ. В русской школе всегда придавалось большое значение иностранным языкам. Сегодня английский тем более необходим для общения в деловых кругах. Ученому нужен английский. Тогда в чем же проблема? Если говорить о той частной школе, то причина отставания ее учеников не в количестве уроков английского, а в глобализации образования, под влияние которой первыми попали частные дорогие школы. Там и учебники, и построение занятий, вообще все выдержано в западных правилах: попроще, полегче, попримитивней, поглупей. Но уроки глобализации получают и ученики саратовской школы, которым демонстрируют, насколько английский язык важнее их родного русского. У них в выпускном классе русский язык не в силах перевесить иностранный даже в сумме с русской литературой, на которую отводится всего два часа. Вместе всего три. А на уроки английского — четыре часа. Не только в России глобализация вторгается в национальные системы образования. Например, во Франции решили реформировать преподавание истории. И убрали из школьного курса сведения о древних племенах галлов. В самом деле, зачем эти галлы алжирцу? Вопрос чисто риторический. Школьнику-алжирцу, даже если его семья поселилась во Франции, галлы не нужны, а из уважения к национальным меньшинствам обойдутся без галлов и школьники-французы. Я бы не поверила в такие перемены — да еще где, на родине слова “шовинизм”, — но об этом рассказывал по “Свободе” Жорж Нива. И это еще не все. Благодаря совместной работе историков Франции и Германии школьники обеих стран получат учебники, в которых излагается “объединенная европейская точка зрения” на дела давно минувших дней. Раньше это называлось фальсификацией истории. Но увлекательная, конечно, перспектива: эти страны столько раз воевали друг с другом. Своему собеседнику на “Свободе” Жорж Нива посоветовал: Россия должна выработать общие подходы с Украиной, например, к Полтавской битве. Известный специалист по России знает, кому давать советы. По инициативе Юрия Афанасьева готовится для школьников информационно-образовательная программа по русской истории. Участвуют радио “Свобода”, “Свободная Европа”, историки из США и Чехии, в программу войдут компакт-диски, кинохроника… Жорж Нива говорил не только об “объединенной европейской точке зрения”, но и о поликультурности. Действительно, на протяжении веков происходила культурная интеграция, XX век ее только ускорил. Но вот что любопытно. Ни разу не приходилось слышать, что коллектив ученых из разных стран разрабатывает какой-либо культурный проект для США. Например, там в тяжелейшем положении система образования, в общественных школах, а они в США составляют 90 процентов школ, в четвертых классах до 70 процентов детей не умеют читать даже по складам. Не готова ли Америка, не справившаяся с проблемами образования, oбpатиться к опыту других стран, где умеют учить чтению? Например, к опыту русской начальной школы. В США известно, что дети, приехавшие из России, отличаются более высоким уровнем развития. Парадокс современного периода глобализации: все видят, что США приходится закупать в массовом порядке во многих странах “наиболее ликвидный продукт”, все посмеиваются — и американцы тоже, — что если заглянуть на математический факультет американского университета, то увидишь в аудитории преподавателя из России и студентов-китайцев, но при этом глобализация образования представляет собой распространение принципов американской педагогики, начинающихся с “попроще”, “полегче” и так далее, когда школа — это детский клуб по интересам. Вспомним и пример, приведенный Кокошиным: снижение математического образования не только в США, но и в Англии, Германии, Японии. Словно в одной связке. А теперь и в России, согласно новому базисному учебному плану для средней школы (БУП), сокращены часы на математику, физику, химию. В старших классах на математику в неделю всего четыре часа, на физику — 2. Мне-то представлялось, что у нас происходит вытеснение и выворачивание наизнанку русской истории и русской литературы. И понятно, по каким причинам. Но за что пострадала математика? Этому дается объяснение: зачем, к примеру, будущему юристу маяться в школе над алгебраическими уравнениями и законами физики, если у него все это вылетит из головы, как только он закончит школу? Но ответ давно известен. Будущему юристу тоже необходимо заниматься предметами, развивающими ум, логическое мышление. Многие школьные знания забываются, но образование остается. И с разрушением школьного математического образования Россия многое утратит из своего важнейшего стратегического ресурса, каким является образование. Об этом пишет известный математик И. Ф. Шарыгин (“НГ-наука”, N 1, 24.01.2001). Возможно, математикам и физикам будет полезен пример русских писателей. Осенью 2000 года, когда появился новый БУП, против сокращения часов на русскую литературу и ее “разжалования” из предметов федерального уровня в региональный выступил Союз писателей России. По времени это как раз совпало с началом суеты вокруг НТВ и Гусинского. Впечатляющий обнаружился контраст: у Гусинского — все каналы телевидения, все “мастера культуры”, у русской литературы и русского языка — возможность выступить лишь в “Русском вестнике” и “Дне литературы”. Словом, еще один пример, насколько может быть информирована Россия по вопросам, интересующим каждую семью. СМИ воюют за “свободу слова”, но в самых массовых, на телевидении — ни слова об открытом письме директора Пушкинского дома Н. Н. Скатова президенту В. В. Путину в защиту русского языка, ни слова о выступлении членов Комитета по преподаванию русского языка и литературы при РАН, ни слова об обращении, принятом на пленуме Союза писателей России, о письме съезда писателей министру образования В. М. Филиппову… И все же. На коллегию министерства, где обсуждался БУП, был приглашен председатель Союза писателей В. Н. Ганичев. Коллегия заседала более пяти часов. Дело в том, что перевод литературы из федерального комплекта в региональный как бы автоматически выводил предмет государственного значения, участвующий самым благотворным образом в духовном воспитании школьников, из списка предметов, обязательных на выпускных государственных экзаменах. Могут включить, а могут — нет. И уже засуетились противники отечественных традиций в образовании: не заменить ли сочинение изложением? В московских школах на всякий случай ввели в старших классах “изложение с элементами сочинения”, что в общем-то и отвечает тенденции “попроще” и “полегче”. А ведь в России по гимназическим, по школьным сочинениям определяли не только знание литературы, но и общий уровень развития, духовную сущность. После долгих споров на коллегии министерства образования министр В. М. Филиппов поставил вопрос на голосование. Отрадно все-таки знать, что в сегодняшней России русская литература — в открытом голосовании! — набирает большинство. Но было бы наивным полагать вопрос окончательно решенным, поскольку существует практика исправлений и дополнений “за закрытыми дверями”. И что еще скажет о русской литературе Всемирный банк — устами разработчиков из Высшей школы экономики, которые и занимались у Грефа модернизацией образования. Этой “высшей школе” без году неделя, зато у нее немалые шансы сделаться питомником глобальной элиты. И здесь надо уточнить, что само понятие “элита” в этом употреблении имеет американский смысл, без пиетета — так пишут о ней в США. Словом, это не штучные люди, если пользоваться любимым словом великого Г. В. Свиридова. Глобальные элиты разных стран, по наблюдению исследователей глобализма, все теснее переплетены между собой и все менее связаны с национальными государствами и “неэлитным” населением. Для них сделался обязательным единый стиль, их “общественное мнение” мобильно, их юмор — единого образца. Но вернемся к БУПу. Если урезали часы по русской литературе, если пострадали и математика, и физика, и химия, то чем же теперь занимаются дети по шесть уроков каждый день? Не надейтесь, что физкультурой. На нее оставили всего два часа в неделю. Как написано в уже цитированных “Основных направлениях…”, главной в содержании образования должна стать “коммуникативность: информатика, иностранные языки, межкультурное взаимопонимание”. Примером коммуникативности могут служить уроки “мировой художественной культуры”, МХК в школьном расписании. Или курс “человек” — все о человеке. Или “история мировых цивилизаций”. В статье математика И. Ф. Шарыгина эти предметы названы “паразитарными”. К сожалению, мы привыкли посмеиваться над амбициозностью и примитивностью “инноваций” и не замечаем, что по сути, они направлены вглубь и затрагивают основы российского образования. Университетский характер русского среднего образования не предполагал вселенского охвата предметов и наук. Основными в русской школе являются предметы, выстроенные от простого к сложному и потому увлекающие детский ум. У хорошего учителя дети воспринимали взаимосвязь разных наук, что тоже помогало понять и запомнить. В том числе и нелюбимые предметы, которые труднее давались. Ребенку говорили: “Ты все сможешь, надо только постараться”. Куда подевались эти добрые слова? Сегодня учитель не должен стеснять свободу ребенка, а ребенку и его родителям уже объяснили, к чему он способен и к чему никаких талантов не имеет. Право же, в тех классических добрых словах выражено несравнимо больше уважения к ребенку, к его уму, его личности. Официальное объяснение причин сокращения часов на главные предметы: среднюю школу необходимо избавить от перегрузок. Считается, что перегрузки — наследие советской школы. Но в те времена уважающий себя школьник успевал еще и учиться в музыкальной школе, в спортивной, ходить в Дом пионеров или на станцию юных техников… И это способствовало развитию, помогало учиться. Известно, что на перегрузки никогда не жаловались в математических школах. Потому что учиться там интересно. Вообще не наблюдалось перегрузок в школах с хорошими учителями. Зато в других школах — да, были. И главным образом из-за неумелого преподавания. Из-за пренебрежения главным правилом русского учителя: трудности брать на себя. Ну, а когда школу принялись реформировать — да еще темпами, недопустимыми в системе образования, — перегрузки с той же скоростью возросли. И продолжают возрастать год от года, несмотря на все усилия по сокращению программ. Причем как раз вследствие прилагаемых усилий. Известно, что любая система, попав под реорганизацию, непременно оказывается неработоспособной длительное время. Опыт перетряхивания российских министерств, имеющих дело не с таким нежным материалом, как министерство образования, показал в среднем полгода. Неужели реформаторы не способны прогнозировать такого рода результаты непрестанного перетряхивания системы образования? Сегодня дети перегружены из-за введения “паразитарных” предметов в большом количестве, отнимающих время от “повторенье — мать ученья” у математики и русского языка. Очень перегружены из-за скверного качества учебников, которые вопреки всем правилам не проходят через многолетние испытания, их сразу издают огромными тиражами. Большие тиражи на “рынке учебников” — это большие прибыли. Издательства гонят состряпанные наспех учебники, диктуют свои условия авторам, далеким от школьной практики, и те пишут в модной сейчас развязной манере, как бы беседуя накоротке с юным дебилом. Математик Шарыгин привел в своей статье пример из “Геометрии” для 7-го класса: “Однажды Феде понадобилось построить 10 равных углов, да побыстрее. Что вы ему посоветуете?”. Задачка соответствует основному принципу глобализации: “попроще, полегче, попримитивней, поглупей”. Как будто не было известно, что школьные предметы не надо преподносить “попроще” — в школе делают сложное понятным. Советские школьники в 20-х годах близко познакомились с психотехникой, наукой о практическом применении психологии. Этой науке покровительствовал Троцкий, через тесты пропускали в массовом порядке на производстве, в армии, в школе. Установили, что национальный дефект русских — неумение ценить время, за время стали бороться на государственном уровне, очевидно, отсюда и Время, вперед!” Катаева. Ну, а ребенку требовалось выбрать правильный ответ из трех. Надо ли пойти с матерью в церковь и поесть пасху. Или в церковь не ходить, но пасху поесть. Или в церковь не ходить, пасху не есть, а пойти в клуб на антирелигиозное представление. В двадцатые годы что он мог выбрать? Сегодня появились учебники с заданиями: “Выбери правильное pешение”, “Дай самостоятельную оценку”, “Выскажи свое собственное мнение”. Глобализация образования приобщает и русскую школу к “недирективной педагогике”: нет истины, а есть мнение. Авторитетов тоже не должно быть: ни родители, ни учителя. Ребенку внушается самоценность, самодостаточность. Но этому “самоценному” можно внушить все что угодно. Оригинальную школьную программу “Мой выбор” финансировали три фирмы, они обозначены на фронтисписе этого учебного пособия. И там на первой странице изложены принципы: “не учить школьников жизни, не читать “мораль”, а помогать понять…” И затем, проскакав по всевозможным коллизиям, где требуется выбор, учебное пособие добирается до очень важного выбора: какие курить сигареты. И тут оказывается, что и выбора нет: для школьника полезней сигареты лучшего качества — той фирмы, что названа в тройке спонсоров. Президент В. В. Путин в прошлом году возмутился: над крысами пускай эксперименты проводят, а не над солдатами. Речь шла об эксперименте в армии по принципу: а вдруг получится. В российской системе образования не отнесли сказанное и на свой счет. Эксперименты над школьниками продолжаются. Легкость, с которой любой проходимец может проникнуть в школу, тоже объясняется свободой опытов над детьми. Ну и конечно же, “инновация” — двигатель карьеры. В Москве есть школа, где на протяжении четверти детям ставят отметки по десятибалльной системе, а за четверть выводят по пятибалльной. Никто не скажет, какая от этого польза детям — польза всегда главный критерий! Зато будут знать наверху: есть у нас прогрессивные учителя. В советские годы хватало карьеристов-новаторов, а экспериментами занимался Луначарский, сокративший уроки русского языка и математики и заменивший историю обществоведением. Кстати, “метод проектов” и другие педагогические изобретения 20-х годов возвращались к нам в 90-х в виде ярких западных новинок. Вместе с глобализацией образования в Россию приходит и либерально-атеистическое воспитание. В США сейчас идут бурные дискуссии, можно ли допустить в общеобразовательной школе такое нарушение правопорядка, как общая молитва или “минута молчания” перед началом занятий, когда ребенок может помолиться или подумать о своем сосредоточиться. В США с 1963 года, после знаменитого решения Верховного суда, молитва на школьной территории наказуема. Большой был шум, когда ребята из школьной бейсбольной команды вслух помолились перед игрой. Зато несколько лет назад в небольшом городке Провинстаун штата Массачусетс городской совет преспокойно принял решение, по которому при найме учителей в местную школу предпочтение должно отдаваться представителям сексуальных меньшинств, а детей с первого класса будут знакомить с азами гомосексуализма. Случилось это при президенте Клинтоне, который и в прощальной речи провозгласил “равенство всех людей, независимо от расы, пола и сексуальной ориентации”. Очень полезно для нас знать, что губительные эксперименты над детьми, насаждаемые в России, глобальные элиты у себя с детьми уже проделали. Я не буду в этой статье говорить о программах по половому воспитанию, которые под разными приличными названиями, вроде “уроков здоровья”, включали и будут включать в школьное расписание. О них общественность лучше осведомлена. Но что стоит за вставленными в Доктрину “навыками поведения на рынке труда”? Воспитание американской деловитости? На Западе уже давно написаны исследования об опасности “рыночной ориентации характера”: подавляется индивидуальность ребенка, он слишком рано начинает думать о своей “конкурентоспособности”, вырастает жалким, опустошенным. Обратите внимание, эти печальные выводы сделаны в результате наблюдений над детьми, у которых есть наследственный опыт многих поколений рыночного общества. И то С. Михайлова. Наркоторговцы должны щедро расплатиться с теми, кто так усердно готовит базу для продвижения наркотиков в детскую среду. Теперь о том, что сотворит с детьми правительственный курс перехода от социального государства к “субсидиарному”. Мне пишут из Ярославской области, что в прошлом году сельские школьники получали бесплатные горячие завтраки по спискам, составленным учителями вместе с родительским комитетом. Но с осени прошлого года ученики из малообеспеченных семей, чтобы получить бесплатный завтрак, должны три раза в год приносить из сельсоветов справки о бедности. Другая новость — столичная. НИИ питания Российской академии медицинских наук разработал программу продовольственной помощи особо нуждающимся семьям, а особыми считаются те, где доход ниже 30 процентов прожиточного минимума. Талоны на бесплатные продукты получат при этом только дети, имеющие недостаточный рост и вес. При условии, что облагодетельствованный ребенок будет каждые три месяца проходить специальную экспертную комиссию, где измерят рост и ощупают ребра. Это вам не военные годы, когда талоны на дополнительное питание давали в школе. И даже не прошлый год. Комиссии, компьютерные данные — проект XXI века. А они подумали, как будет маяться детская душа от всех этих хождений за справками? Меру детского унижения они себе представляют? Ответ содержится в правительственном проекте трудового кодекса. Он составлен в расчете на создаваемую в России систему по выращиванию нового поколения наемных работников, с малых лет получивших “рыночную ориентацию характера”, с малых лет униженных, приученных получать подачки за недостаточный рост и вес… Российский детский фонд обнародовал цифры потерь на территории детства: если за девять минувших лет все население России уменьшилось на 1 процент, то число детей — на 3,4 процента. По данным Фонда среднедушевой доход в семье с одним ребенком составляет в России 656 рублей, с четырьмя — 211. Как накормить, обуть, одеть? Как дать образование? Сегодня в России русские интеллигентные семьи — врачи, учителя, сотрудники научных институтов — не могут себе позволить более одного ребенка. Двоим не смогут дать образование на том уровне, который считают обязательным и необходимым. В России снижается рождаемость в том слое населения, где дети всегда получали наилучшие возможности для всестороннего развития. У спада рождаемости есть и такая особенность, когда ситуация в системе образования имеет отношение к числу являющихся на свет детей. Тактика “свершившегося факта” Весной прошлого года в Совете Федерации представили проект закона “Об учебном книгоиздании”, и там было записано, что только при гарантированном обеспечении государством учебных изданий для школьников будет действительно гарантировано для каждого право на образование. Ну и где теперь этот закон, гарантирующий права человека? А главное, где учебники? Отовсюду сообщают, что положение с учебниками катастрофическое, особенно в сельских школах. Ну и что? На государственном уровне объявлено, что отныне главная задача — обеспечить все школы компьютерами. Конечно, непременно надо иметь компьютеры в каждой школе. Но как быть с учебниками? Да никак! Поезд уже ушел. На Всероссийском совещании работников образования обещали повысить зарплату. В проекте Доктрины были намечены два этапа: до 2003 года зарплата педагогов подрастет до уровня зарплаты в промышленности, после 2003 будет расти до уровня соответствующих показателей развитых стран. Ну и что? Срок до 2003 года в правительстве вычеркнули, повышение до уровня развитых стран убрали. Поставили педагогических работников перед свершившимся фактом. Нам обещали, что школьники будут избавлены от учебников, перевирающих русскую историю? Обещали. Президент В. В. Путин говорил с министром образования об этих учебниках — ему нажаловались избиратели. Ну и что? В этом учебном году московские школьники получили ту самую “Новейшую историю” А. Кредера, про которую слышали, наверное, все. Издательство все-таки умудрилось ее сбыть. И еще пример свершившегося факта. Существовал с гимназических времен школьный курс “География стран мира”. Новый учебник называется “Глобальная география”. В качестве вот такого свершившегося факта российская система образования получила и специфический ЕГЭ, единый государственный экзамен, детали которого оставались втайне от педагогического сообщества. Он свалился откуда-то сверху, от Грефа. Еще в июне министр образования В. М. Филиппов говорил на совете Российского союза ректоров: “Я не вполне представляю, как можно реализовать предлагаемую замену экзаменов тестами в масштабах нашей страны, с ее разрывом по часовым поясам, в условиях отдаленных сельских школ где-нибудь на Курилах или в Якутии”. Но уже в декабре коллегия министерства обсуждала разработанное в деталях решение о проведении эксперимента по ЕГЭ в “пилотных” регионах. По ходу обсуждения возникали вопросы: “Будут ли выдаваться сертификаты не выдержавшим ЕГЭ?”, “Возможна ли пересдача экзаменов?”. Директор Центра тестирования В. А. Хлебников настаивал на разработке всех тестов в Москве: регионам такое дело доверять нельзя. Спросили и о защите от утечки тестов. Словом, дел было еще невпроворот. Согласно принятому тогда решению, ЕГЭ будет проводиться по формуле 2 + 3: два обязательных экзамена (русский язык, алгебра и начала анализа) и три по выбору регионов. ЕГЭ будет обязательным и для государственных школ и для частных, имеющих лицензии. “Контрольно-измерительные материалы” (КИМ) будут разной сложности: для тех, кто не идет в вузы, для поступающих в вузы, для вузов высшей категории. Проводить ЕГЭ будут не школы. Этим займутся комиссии с участием представителей вузов, находящихся в данном регионе, и поступить с сертификатом ЕГЭ можно будет только в тамошние вузы, где вступительных экзаменов проводить не будут; только в музыкальных, художественных, спортивных сохранится профессиональный отбор. Льготы для детей-инвалидов и сирот остаются. К тому времени, когда читатель получит этот номер “Нашего современника”, конечно, в правилах проведения ЕГЭ появятся изменения и дополнения. Еще больше распространится про ЕГЭ слухов, будоражащих учеников, учителей, родителей. Но главное остается: во-первых, ЕГЭ проводят не школы, а комиссии, созданные органами образования; во-вторых, самое широкое применение на ЕГЭ получат тесты, рассылаемые централизованно, чем и будет обеспечено их качество и объективность. Как все понимают, и первая и вторая позиции поставят в тяжелое положение прежде всего сельские школы. Выпускников придется свозить за полсотни и больше километров в райцентры или в большие школы, и непривычная обстановка скажется на результатах экзаменов. Что же касается тестов, то опять же у сельских школ куда меньше будет возможностей соответственно натренировать своих учеников. Ну, а мы где были, когда все это решалось? Российский союз ректоров возражал против поспешности и непродуманности введения ЕГЭ с самого начала, с июня прошлого года, когда стала известна “стратегия Грефа” в области образования и когда перед ректорами признался в своих сомнениях министр В. М. Филиппов. У вузов есть опыт работы с тестами и есть аргументы против всеохватного тестирования. Давно известно, что тесты с выбором ответа проверяют лишь знание фактологического материала, причем правильный ответ можно угадать, но глубину знаний с помощью тестов проверить нельзя, как нельзя и оценить, насколько абитуриент может обосновать свой ответ, продемонстрировать последовательность и логику решений. Говорили на совете союза ректоров и о том, что в Казахстане был проведен эксперимент с единым тестом, образовательным грантом и кредитом — по всем трем позициям получили полный провал. О поспешности и непродуманности введения ЕГЭ говорили на парламентских слушаниях в ноябре 2000 года. Отрицательное отношение к тестированию выразили участники Рождественских образовательных чтений в январе 2001 года, собравших непривычно много известных ученых, математиков и физиков — а где еще им было высказаться? Дело ведь не только в тестах, а в том, как скажется ЕГЭ и на среднем образовании, и на высшем. Дело в долгосрочных экономических и социальных последствиях — и в том, как эти вполне прогнозируемые последствия сегодня оцениваются: с какой “точки зрения”. Полагаю, что разработчики ЕГЭ и сами понимали, к чему приведет замена школьного экзамена и школьного аттестата результатами ЕГЭ. Кстати, почему нельзя прислать комиссии непосредственно в школы? По сути в этом заложено обесценивание всех школьных лет, всей работы учеников и учителей в стенах школы. Обесценится индивидуальность ученика, его призвание. Пойдет подгонка всех под ЕГЭ, понизится значение предметов, не входящих в единый экзамен. Полное среднее образование утратит университетские качества. Напомню, что американский экономист Джеймс Хекман просчитал выгоду среднего образования. В русском понятии наша средняя школа — не только фундамент, опора для высшего образования и науки, но и для всей жизни — тоже. Посмотрим, что творится в последние годы в московских школах. Повальная запись на подготовительные курсы начинается со второго полугодия одиннадцатого класса. Предприимчивые родители вообще забирают детей из школы и переводят на экстернат, чтобы они занимались только теми предметами, которые требуются на вступительных экзаменах в том вузе, куда сын или дочь намерены поступить. Остальные школьные науки — наплевать и забыть. И Московский комитет образования этих преприимчивых родителей поддержал: издали приказ, разрешающий московским старшеклассникам один день в неделю не ходить в школу и заниматься дома по индивидуальному плану. То есть Московский комитет образования в этом случае пожертвовал образовательными программами, качеством образования, общим развитием выпускников. С введением ЕГЭ московский способ получения образования в обход знаний станет всероссийским. Однако вот в чем парадокс. Российский ЕГЭ разработан не по американской модели. В США вообще нет единых экзаменов, поскольку нет и единых программ обучения. При приеме в университеты и колледжи могут учитывать не только показатели школьных экзаменов, но и участие во внешкольных мероприятиях. Национальные экзамены в Англии, Франции, Японии имеют немало общего, но есть и существенные различия. В Англии для получения документа о среднем образовании школьники держат экзамены по восьми предметам. Но только наивысшие баллы дают право продолжить образование в специальных классах, где ведется подготовка к сдаче экзаменов в университеты. Экзаменационные материалы и программы разрабатываются в Англии независимыми экзаменационными комитетами. На сдачу одного экзамена абитуриенту в среднем требуется 9-10 часов: сложные вопросы, письменные ответы. Во Франции десятилетнее обязательное образование дает диплом колледжа. Выпускник колледжа может поступить в академический лицей, где учатся три года, или в профессиональный лицей с двухлетним обучением. Но только академический лицей дает диплом бакалавра и право поступления в высшие учебные заведения. И вот что полезно нам знать во Франции экзамен по французской литературе обязателен во всех лицеях, независимо от их направления. В Японии самый высокий процент молодых людей, поступающих в университеты. Там трудно чего-либо добиться без высшего образования. В обязательной средней школе учатся девять лет и потом 95 процентов детей поступают в старшую среднюю школу. Вступительные экзамены в университеты проходят в два тура. В первом туре — экзамены, обязательные для всей страны, но абитуриент может выбрать большее или меньшее количество экзаменов, в зависимости от требований того университета, в который он собирается поступить. Первый тур проводится за полгода до поступления в университеты. Второй проводится уже самими университетами. Так что у японцев, как и в России, школьники проходят и через выпускные, и через вступительные экзамены. Но с перерывом в полгода. Правила проведения национальных экзаменов в этих странах складывались на протяжении многих лет, отражали перемены в системе образования и влияли на эти перемены. И даже в условиях глобализма образования, сокращения математики и пересмотра курса истории в национальных системах образования живут традиции, опыт поколений. В сочиненном наскоро ЕГЭ ничего похожего нет, к единому национальному экзамену не готовили в старших классах. Правительство одним махом бросает школьников в ЕГЭ — как не умеющего плавать бросают в воду: выплывет или потонет? Намеренно не стали дожидаться, когда установится двенадцатилетняя полная средняя школа и в нее дети пойдут с шести лет, получат там и дошкольное образование, которое им прежде давал детский сад. В России исторически сложились три школьных ступени: начальная школа, основная, старшая средняя. Десятилетка у нас с 1932 года! На Всероссийском совещании работников образования в январе 2000 года двенадцатилетку поддержали: надо укреплять начальную школу, нужны два старших класса по выбору учеников: с математическим, гуманитарным, другими направлениями. И уже по тому, какой “пиар” развернулся против двенадцатилетки, можно было понять, что действительно подошло время для основательной подготовки новых программ, а затем и перехода на двенадцатилетку — к 2007 году. Все это уже собирались осуществить — сначала в отдельных школах, и такие школы уже есть. Ну и что? Явился рожденный в комиссии Грефа ЕГЭ и принес другие заботы. Так что в одном из интервью вице-премьер В. И. Матвиенко всех утешила: “лишний учебный год школьникам не грозит”. Чему здесь радоваться? И что значит “лишний” и “не грозит”? В США, с которых они берут пример, мэр Нью-Йорка Руди Джулиани как раз вследствие интенсивной глобализации. То, о чем говорил Кокошин, сравнивая русское образование с американским, не может не знать Бжезинский, это по его специальности. Вероятно, он, говоря об обучении в США молодых людей из России, имел в виду ближайшее будущее. И строил свои надежды на оскудение интеллектуального потенциала России, опираясь на общеизвестные сведения. В России учителя и вузовская профессура получают нищенскую зарплату. В России не обновляется материально-техническая база учебных заведений. Собственно, об этом же говорили ректору МГУ, академику Садовничему нобелевские лауреаты Клаус фон Кнетцинг и Жерар Txooфт: “Берегите свою систему образования!”. Наблюдения за положением дел в России у них и у Бжезинского схожи. Но различествуют “точки зрения”. Россия объективно один из мировых лидеров в науке, культуре, образовании, ее возможности несомненны.