Наш общий друг. Том 2 - [135]

— Я слышал, сэр, как одна из ваших спутниц назвала знакомое… хорошо знакомое мне имя. Имя сестры моего бывшего ученика. Он долго у меня учился, выказал недюжинные способности и быстро пошел в гору. Разговор шел о Хэксем… О Лиззи Хэксем. — Учитель, видимо, страдал застенчивостью и, борясь с волнением, говорил через силу. Пауза, отделявшая одну от другой две его последние фразы, неприятно резнула его собеседника.

— Да, — сказал мистер Милви. — Мы как раз к ней и едем.

— Так я и понял, сэр. Надеюсь, у сестры моего бывшего ученика все благополучно? Надеюсь, она не понесла никакой утраты? Надеюсь, ее не постигло горе? Никто… никто из близких не умер?

Мистер Милви подумал: как странно ведет себя этот человек, как странно он говорит — не поднимая глаз. И он ответил с обычной прямотой:

— Нет, мистер Хэдстон, могу вас порадовать: сестра вашего бывшего ученика не понесла никакой утраты. Вы, верно, подумали, что я еду хоронить кого-нибудь?

— Да, сэр, и сам не знаю почему. Возможно, ваш сан навел меня на такие мысли. Значит, вы едете не на похороны?

Весьма странный человек, а его бегающий взгляд действует просто угнетающе!

— Нет, нет! — ответил мистер Милви. — И поскольку вы так интересуетесь сестрой своего бывшего ученика, могу сказать вам, что я еду на свадьбу.

Учитель отшатнулся от него.

— Не в качестве жениха, — с улыбкой пояснил мистер Милви. — Я женат. Я еду совершать бракосочетание.

Брэдли Хэдстон ухватился за колонну, стоявшую у него за спиной. Если бы до сих пор мистер Милви сомневался, что человек может побелеть как мел, то теперь ему пришлось убедиться в этом воочию.

— Мистер Хэдстон, вам дурно!

— Нет, ничего, сэр. Сейчас пройдет. У меня часто бывает головокружение. Не смею вас больше задерживать, сэр. Благодарю, в помощи я не нуждаюсь. Очень вам признателен, что вы уделили мне минуту.

Его преподобие Фрэнк Милви, у которого минут в запасе больше не осталось, пробормотал что-то приличествующее случаю и быстро прошел в здание вокзала, но все же успел увидеть, как учитель прислонился к колонне и, держа шляпу в левой руке, правой схватился за галстук, точно хотел сорвать его с шеи. Тогда мистер Милви подошел к одному из носильщиков на вокзале и указал издали на учителя со словами:

— Вон тот человек, видимо, болен и нуждается в помощи, хотя мои услуги он отверг.

К этому времени Лайтвуд вернулся с билетами; колокол с минуты на минуту должен был зазвонить. Они заняли свои места, поезд тронулся, и вдруг тот самый носильщик выбежал из здания вокзала и кинулся вдоль платформы, заглядывая в каждый вагон.

— Вы здесь, сэр! — крикнул он, вскочив на подножку и придерживая локтем оконную раму. — У того человека припадок.

— Он сам мне говорил, что с ним это бывает. Ничего, придет в себя на воздухе.

— Припадок очень сильный, — продолжал носильщик, — он бьется, кусается. Не даст ли джентльмен свою визитную карточку, поскольку он первый обратил внимание на больного? — Карточку джентльмен дал, пояснив, что ему почти ничего не известно об этом человеке, но по роду своих занятий — это личность вполне почтенная, а жалобы на плохое самочувствие подтверждает его вид. Носильщик взял карточку, приготовился спрыгнуть, спрыгнул, и на том дело кончилось.

А дальше поезд загрохотал на уровне крыш и между развороченных домов, которые разрушили, чтобы дать ему дорогу, и над людными улицами, и под тучной землей, и, наконец, пронесся по мосту точно бомба, дымом, огнем и слепящим светом ударившая в гладкое зеркало реки. Дальше, дальше, и опять он ракетой взрывается над речной гладью. Излучины, повороты, это ему нипочем — презирая все преграды, он напрямик мчится к намеченной цели, как Время, которое не смотрит, глубоки или мелки земные воды, отражают ли они небесный свет или тьму, поят ли корни трав и цветов, меняют ли свой путь, шумят или хранят тишину, волнуются или застывают в покое. Время на это не смотрит, оно знает, что всем им предопределен один конец, каковы бы ни были их истоки и русла.

Наши путешественники сменили железнодорожный вагон на коляску и поехали берегом величавой реки, незаметно движущейся вперед в ночной темноте, подобно тому, как движется вперед и ночью и днем все живое, покоряясь непреодолимому магниту Вечности. И чем ближе подъезжали они к дому, где лежал Юджин, тем сильнее сжималось у них сердце от страха при мысли, что, может быть, его странствования кончились. Но вот вдали блеснул неяркий огонь, и страх сменила надежда, хотя Лайтвуд колебался, думая: «Если даже все кончено, она не отойдет от него».

Но он лежал тихо, не то в забытьи, не то во сне. Белла вошла в комнату, предостерегающе подняв палец, и молча поцеловала Лиззи. Остальные, тоже молча, сели у его кровати и стали ждать. И тут, ночью, мешаясь с шумом реки и грохотом поезда, все еще стоявшим у нее в ушах, прежние сомнения снова вернулись к Белле. Что за тайна у Джона? Почему он никогда не встречался с мистером Лайтвудом и до сих пор избегает его? Когда оно придет, то испытание, через которое долг и вера в любимого мужа должны провести ее? Ведь таково его условие. Ей надо пройти через искус и принести торжество человеку, дорогому ее сердцу. И сердце Беллы не смеет ни на минуту забывать об этом условии.