Наш общий друг. Том 2 - [133]

— И Синяя Борода будет говорить серьезно? Неужели он вышел из своего тайника? — спросила Белла, сразу просветлев.

— Да, разговор будет серьезный. И я не скрываю, что у меня есть тайник. Помнишь, ты просила меня не восхвалять твоих душевных качеств до тех пор, пока тебе не придется испытать их на деле?

— Помню, Джон. И это были не пустые слова, я и сейчас не отказываюсь от них.

— Наступит время, моя родная… Я не пророчествую, а знаю твердо: наступит время, когда тебе придется испытать себя. И я буду считать, что ты прошла сквозь это испытание только в том случае, если твоя вера в меня не поколеблется ни на минуту.

— Тогда можешь не сомневаться в своей жене, Джон, потому что она верит тебе во всем. Всегда, всегда верила и будет верить! Не суди обо мне по такой мелочи, Джон. В мелочах я сама мелкая, а в серьезном не сплошаю. Надеюсь, что не сплошаю, хвалиться заранее не хочу, но надеюсь, что нет.

Почувствовав, как нежные руки жены обвились вокруг его шеи, Джон еще сильнее, чем она сама, проникся верой в ее слова. Если бы богатства Золотого Мусорщика принадлежали ему, он прозакладывал бы все до последнего фартинга, что это доверчивое и горячее сердце разделит с ним не только радости, но и беды, которые выпадут на его долю.

— Теперь я пойду к мистеру Лайтвуду и уйду с мистером Лайтвудом, — сказала Белла, вскочив с его колен. — У тебя, как известно, руки-крюки, Джон, — вечно они все перемнут, не туда положат, но если ты пообещаешь больше так не делать (хотя, видит бог, я просто к тебе придираюсь!), можешь собрать мои спальные принадлежности в саквояж, а я тем временем надену капор.

Он весело повиновался ей, и она завязала ленты как раз под самыми ямочками на подбородке, тряхнув кудрями, надвинула капор на голову, расправила банты, пальчик за пальчиком натянула перчатки на свои пухлые ручки, попрощалась с мужем и вышла из комнаты. Увидев, что его спутница готова к отъезду, мистер Лайтвуд вздохнул с облегчением.

— Мистер Роксмит поедет с нами? — нерешительно спросил он, бросив взгляд на дверь.

— Ах, я совсем забыла! — воскликнула Белла. — Он шлет вам привет. У него флюс — так раздуло щеку, просто ужас! Я уложила бедняжку в постель и велела дожидаться лекаря, пусть сделает ему надрез.

— Вот странно! — сказал Лайтвуд. — Я никогда не видел мистера Роксмита, хотя у нас с ним были кое-какие дела.

— Да что вы? — удивилась Белла и даже не покраснела.

— Я уж начинаю подумывать, — продолжал Лайтвуд, — что мне с ним не суждено встретиться.

— Да, иной раз просто диву даешься, до чего все странно складывается, — с невозмутимым видом проговорила Белла. — Видно, судьба такая. Но я готова, мистер Лайтвуд.

Не теряя времени, они сели в экипаж — тот самый, что Лайтвуд нанял еще в Гринвиче, и из незабвенного Гринвича поехали прямо в Лондон и на лондонском вокзале стали ждать его преподобие Фрэнка Милви с супругой, с которыми Лайтвуд успел сговориться заранее.

Почтенная чета задержалась по вине одной нуднейшей прихожанки, которая была сущим бичом для его преподобия Фрэнка и Маргареты. Впрочем, относились они к ней с достойной подражания терпимостью и добротой, несмотря на то, что она заражала своей непроходимой глупостью всех и вся, с кем бы и с чем бы ни соприкасалась. Особа эта принадлежала к пастве его преподобия Фрэнка и славилась среди других прихожан тем, что рыдала навзрыд над каждым, даже самым ободряющим словом его преподобия Фрэнка, когда он исполнял свои пастырские обязанности в церкви, а также принимала на свой счет плач царя Давида[33] и с оскорбленным видом сетовала, сильно отставая от причетника и молящихся, что враги роют вокруг нее ямы и поражают жезлом железным. Откровенно говоря, эта бедная вдовица держалась в церкви, и на утренней и на вечерней службе, так, будто подавала жалобу на кого-то и требовала у судьи приказа об аресте. Но это еще полбеды — худшей своей стороной она оборачивалась, когда ей взбредали в голову какие-нибудь сомнения (большей частью на рассвете или в ненастную погоду), и его преподобие Фрэнк должен был немедленно снимать бремя с ее души. Сколько раз добрейший пастор вставал с постели и уходил к миссис Спродкин (так звали его овцу), подавляя в себе сильным чувством долга не менее сильное желание рассмеяться над нелепой старухой и прекрасно зная, что это посещение кончится только простудой, и ничем больше. Тем не менее его преподобие Фрэнк Милви и миссис Милви никому не сознавались, что миссис Спродкин не стоит потраченных на нее трудов, и не роптали на эту обузу, как, впрочем, и на другие обузы, которых у них было много.

Эта взыскательная прихожанка, видимо руководствуясь шестым чувством, совершенно точно знала, когда ее присутствие менее всего желательно его преподобию Фрэнку Милви, и именно в эти минуты и появлялась в маленькой передней пастора. Поэтому, с готовностью согласившись сопровождать Лайтвуда, его преподобие Фрэнк сказал жене, как о чем-то само собой разумеющемся:

«Маргарета, душа моя, надо поторапливаться, не то на нас свалится миссис Спродкин». На что миссис Милви отвечала, по своему обыкновению выразительно подчеркивая некоторые слова: «