Наш маленький, маленький мир - [12]

— Образования, образования ему не хватает, — вздыхала пани Лойзка, — кабы ему да образование!

Однако со временем рыбки полностью себя окупили, пан Тврды научился выводить ценнейшие породы. С этими рыбьими детишками работы стало выше головы: надо было следить, чтоб они не простыли, чтоб получали нужную пищу и в нужных количествах, чтоб часом не задохнулись, чтоб вода не зацвела, чтоб они не сожрали друг друга. У пани Лойзки в черных, как вороново крыло, волосах стала пробиваться седина. Ее муж чуть не рыдал над каждым рыбьим младенцем. Подозреваю даже, что всех рыбешек он знал в лицо, отличал одну от другой и давал им имена. Продавал он их мало, и лишь в случае необходимости, охотнее же менял на еще более редких.

Пани Лойзка захаживала к нам, когда мы уже переехали в Голешовице, и мы с братишкой всегда радовались ее приходу. Она вела с мамой, если можно так выразиться, дадаистские разговоры, что нам ужасно нравилось.

— Ты ведь Тламишку знаешь? — начинала пани Лойзка.

— Тламишку? Что-то не припомню.

— Господи, да как же так! Как так не припоминаешь-то? Дак они же в том доме жили, если идти от Штрозока, то налево, в сторону. Ее брат еще садовником был.

— Тламиха? Садовник?

— Какой Тламиха, говорю тебе, Земан, она в девках была Земанова.

— А-а, Земанка.

— Ведь я же и говорю, что знаешь.

— Ага, знаю, а что с ней?

— В субботу похоронили.

— Пресвятая дева Мария, да что ты говоришь! Бедная Цилка.

— Какая еще Цилка?

— Да Земанова же.

— А, так ты про Цилку Земанову… С чего бы ей умирать, эта как сыр в масле катается. Я про сноху.

— Чью сноху?

— Да того садовника. У ее мужа табачная лавка, а она гуляет с Бартаком.

— С каким Бартаком?

— С тем, что на железной дороге работает.

— А которая же все-таки умерла?

— Сестра того садовника. Хотя нет, погоди, он ей неродной, она в девках была не Земанова, она была… кажись, она была Фанинка, Фанинка…

— Пехачкова?

— Ага, верно, Пехачкова. Я же говорила, ты ее знаешь.

— Конечно, знаю! Мы же вместе ходили какао пить. У нее мальчишки как наша Ярча.

— Да ну тебя, то Маня. У Фанинки были две девчонки, двойняшки. Ты что, не помнишь, недоношенные, еще ноготков у них не было. Ты разве не видала? В пятнадцатом году она с голоду пухла, вот и не доносила…

— Ах, Лойзка, я тогда еще в Бубенеч не переехала.

— Ага, ага, верно ты говоришь… Хорошо, что у нее детей не было.

— А как сам Тламиха?

— Какой Тламиха? Ты про ее мужа? Так он еще задолго до войны уехал в Америку. Двойняшки у нее от Пулкрабека. Хоть его-то ты знаешь?

— Пулкрабека?

— Ага, того сапожника, который всегда говорил «барышня набойка, господин каблучок»…

Разговор продолжался до бесконечности, и, даже если речь шла о самых печальных вещах, мы так и покатывались со смеху, до того все это казалось нам невозможно смешным.

Пани Лойзка в гости ходила одна.

— Мой Тврды насчет людей не очень-то… — извинялась она за мужа, — а сейчас аккурат еще маленькие павучата вылупились. До чего же интересные! Безмозглый павук, а как о своих детях заботится!

Пан Тврды и в самом деле был не слишком общителен, гулять ходил только в Стромовку или в окрестности Праги, подальше от городского шума. А когда он наконец купил себе фотоаппарат, то стал приносить с прогулок фотографии цветов, лягушек, ящериц, мух и бабочек.

— Вот это — когда мы были в Шарке, — показывала пани Лойзка фотографию жука на камне. — Эта магнолия из Стромовки, эта бабочка из Прокопской долины.

Необычный этот альбом никогда не осквернила фотография человека.

— К чему природу уродовать? — объясняла пани Лойзка. — Вы только поглядите на этот цветок, вот ведь красота, правда? Не то что какие-то дурацкие рожи!

Пан Тврды обладал упорством и терпением истинного ученого, а когда, вдосталь начитавшись книг и научившись правописанию, начал излагать свои наблюдения на бумаге и рассылать их в научные журналы, никто не поверил, что он простой столяр. На него обратил внимание некий старый профессор и предложил ему работу в Брно.

Это были уже годы кризиса, и пан Тврды с радостью принял место служителя в ботаническом саду. Но одних только знаний мало, если они не подтверждены дипломом. Правда, Тврды не стремился сделать карьеру, ему достаточно было жить среди цветов и водной живности. А пани Лойзке поручили уход за подопытными мышками и кроликами. Супруги были счастливы, время от времени мы получали письма, целиком состоящие из одного огромного предложения: знаков препинания пани Лойзка не признавала.

Дорогие друзья примите сердечные приветы и добрые воспоминания что вы там поделываете Ярка здорова или опять хворает у мужа дела идут хорошо профессор говорит что Тврды знает больше чем его ассистент но только без образования ему некуда податься жаль из него был бы ученый сказал профессор у него молодая жена она тоже занимается ботаникой даже странно что ее такую лапочку говорю я своему так интересует природа до чего же чудно старый профессор и такая молоденькая жена а его работой интересуется мышей не боится и белых крыс тоже а я их не люблю помнишь как к нам лезли в Бубенече в квартиру эти лучше но крыса она крыса и есть. Тврды ухаживает за аквариумами это большущие громадные резервуары если лопнут будет потоп а какие здесь растения ты бы поглядела Виктория Региа Ярке понравилась бы как поживает Павлик у меня ноги по-прежнему как бидоны в остальном мы здоровы я была права вчера она сбежала от него с ассистентом профессор говорит если бы можно он поставил бы ассистентом моего мужа природа есть природа от нее не уйдешь вот и удрала с ассистентом когда пойдешь в Бубенеч всем знакомым кланяйся пускай мне напишут это правда что Мразкова разводится или сплетни Тврды шлет привет до встречи в Праге Ваша Лойзка.