Наш цвет зеленый - [14]

Эти мысли не покидали лейтенанта Смирнова. Они проносились в его голове стремительным потоком. Какой сложной становится служба пограничника, который чувствует ответственность не только за охрану границ, но и за охрану окружающей природы. Ведь на ее представителей тоже посягают нарушители.

На следующий день наряд пограничников вышел на ледяные торосы. Темные очки плотно закрывали глаза бойцов. Солнце бесновалось и искрилось на ледяных гранях торосящихся скал. Проваливаясь в глубоком снегу, обходя полыньи, бойцы двигались к месту, где были замечены туши убитых животных.

«Быть может, он еще вернется сюда,- напряженно дума! Смирнов.- Две шкуры, возможно, вскружили браконьеру голову: это стоимость нового роскошного автомобиля. Кто откажется вторично попытать счастья на том месте?»

Полярное солнце высоко стояло над головой. Ледяные скалы отбрасывали синие тени, и синими были следы бойцов на безукоризненно чистом снегу.

Через несколько часов небольшая группа пограничников подошла к месту преступления. Ночью здесь изрядно похозяйничали песцы. Белые зверьки пришли полакомиться мясом. На застывших тушах были заметны следы лисьих зубов.

Старший лейтенант был прав. Самолет браконьера неожиданно вынырнул из-за снежных торосов. То ли мотор самолета был отрегулирован так, что почти не давал шума, то ли бойцы были привлечены к драматической картине, лишь вчера разыгравшейся на льдине, но приближения самолета никто не заметил. Лишь когда шум двигателя раздался над головою и в безоблачном небо промелькнули красно-оранжевые крылья, пограничники поняли - преступник вернулся.

Но ведь он тоже видел их - советских воинов, пришедших защищать Умку.

Видел. Потому-то так резко и развернулся крохотный самолетик, словно нырнув в расселину между очередным рядом торосов.

- А ну, пошли-ка ты ему ракету вслед,- скомандовал старший лейтенант,- Пусть он, гад, почувствует, что мы пришли сюда не для того, чтобы приветствовать его, а для того, чтобы поговорить с ним по душам.

Красная ракета взмыла над синевато-белыми льдами. Видел ли се американский летчик? Это было неведомо бойцам-пограничникам. Но скорей всего видел. Больше непрошеный гость вблизи нашей границы не показывался.

ОПЕРАЦИЯ

Осипов задыхался. Он стонал от боли, метался по постели. На глазах была пелена. Нечеловеческая мука перекосила рот с потрескавшимися губами. Изредка старшина Карпов подносил к губам стакан, и Осипов короткими глотками пил воду. Он уже ничего не слышал, почти ничего не понимал.

Он не слышал рева разбушевавшегося океана, который бросал волны на влажный берег. Волны перебегали песчаные намывы и, шипя, прятались в траве кустарника.

В океане был шторм - один из тех штормов, что не часто обрушиваются на небольшой островок Курильской гряды.

Словно натянутые струны, гудели на ветру вытянувшиеся в сторону, противоположную океану, приземистые курильские сосны. Постоянно дующий ветер распластал ветви в одном направлении, и они напоминали своим видом полощущийся соленый флаг на норме плывущего по волнам острова.

Вот уже несколько дней вызванные с острова Сахалина катера не могли выйти в океан из-за шторма. А их нетерпеливо ждали здесь, на острове.

Осипов заболел неожиданно. Вначале казалось, это несерьезно. Начальник заставы капитан Комар освободил солдата от служебных обязанностей.

«Ничего, пройдет,-думал он.- Парень молодой, полон сил. Мало ли что случается. Выдержит».

Но с каждым часом больному становилось хуже. Он метался на постели в жару и просил только одно: пить…

Резкие порывы ветра, казалось, хотели в клочья разорвать зеленые флаги курильских сосен. Деревья стонали и свистели на этом пронзительном ветру. Дыбился волнами океан. Вот уже в четвертый раз выходил капитан Комар к берегу и мучительно вглядывался в свинцовый горизонт. Облака, распластанные над белыми гривами барашков, словно срослись с ними. Горизонт был неразличим, и, самое главное, там, на горизонте, не было видно ожидаемой помощи.

Капитан Комар поднялся на смотровую вышку. Металлические ступени лестницы казались ему ледяными. Ветер неистово свистел, цепляясь за стальную конструкцию. И, лишь попав га стекло наблюдательной будки, Комар почувствовал, что он может говорить.

- Ну как,- обратился он к рядовому Малюбину, дежурившему на вышке,- катера еще пе видно?

- Никак нет, товарищ капитан!-бойко рапортовал рядовой Малюбин.

Комар вновь спустился к больному.

Каким-то вторым чувством он понял, что Осипову совсем плохо. Небритое лицо его стало пепельным. Обтянутый нос, казалось, пожелтел. Пожелтели и губы.

Осипов дышал хрипло и порывисто. Он глотал воздух торопливыми глотками и, уставившись невидящими глазами в потолок, хрипло повторял:

- Пить… пить…

Катер появился под утро. Об этом событии доложил рядовой Малюбин. Он позвонил по телефону начальнику заставы и сообщил:

- На горизонте черная точка. Предполагаю, что это катер. Продолжаю вести наблюдение.

- Продолжать наблюдение! - коротко бросил капитан и почти выбежал из караульного помещения.

Ветер обрушился на него с неистовой силой. Октябрьский холодный, колючий ветер переменчивого по своему характеру Тихого океана.