Наш человек в Киеве - [59]

— Ты, главное, про Шумерию ничего такого не ляпни, особенно внизу, на Крещатике, — предупредил меня один из охранников. Лицо при этом у него было совершенно серьезное.

— Не-не, я им не открою своей болгарской тайны, не беспокойся за меня, — отозвался я, улыбаясь.

Но снова никто не улыбнулся мне в ответ. Больше того, ко мне подошел бородатый охранник и, деликатно понизив голос, спросил:

— Мы сейчас будем эвакуироваться. Хочешь, тебя тоже вытащим? Лишний комплект формы для тебя найдем.

Я изумленно вытаращил на него глаза:

— А с чего мне шумеров-то бояться? Я же простой болгарский журналист, — я вытащил из- за пазухи удостоверение на шнурке и показал ему.

Бородач снова слегка усмехнулся уголками глаз и уже громче сказал:

— Болгарский журналист, ага. Бьют-то не по паспорту, а по морде. А морда и говор у тебя, извини, москальские. Ну, смотри, твой выбор. Мы уходим, через полчаса сюда эти зайдут.

Не могу сказать, что я сильно испугался, даже после увиденного внизу при утреннем штурме. Я отказался уходить, отступил к стене, чтобы не мешать зеленым человечкам собираться, и достал камеру из пакетика, потому что маскироваться тут стало совсем уж глупо. Судя по всему, все знали, кто я такой.

Охранники собрались в холле перед лестничным маршем, неторопливо оделись, нацепив даже тактические перчатки, построились повзводно и колоннами по двое направились вниз. Я пошел следом, держа включенной камеру на плече. Так мы спустились на первый этаж, потом пошли какими-то длинными и неожиданно пустыми коридорами, и внезапно вышли во двор, где я сегодня уже был.

Там галдела толпа человек в триста. Это были знакомые мне с утра боевики из партий «Свобода», «Правый сектор», УПА и прочая националистическая братва. Между ними и нами стояла плотная цепочка хорошо экипированных полицейских — в шлемах, бронежилетах, с дубинками и газовыми баллонами на поясе. Сразу за полицейской цепью несколько желтых автобусов урчали заведенными моторами.

Первая группа охранников вышла во двор и, намертво сцепившись руками, чтобы не вырвали и потом не забили, неуклюжей гусеницей направилась к ближайшему автобусу.

Толпа неонацистов взорвалась улюлюканьем и проклятьями:.

— Бей москалей!

— Мрази!

— Смерть ворогам!

Цепь полицейских заколыхалась, прогибаясь под напором снаружи, но устояла. Боевиков это разозлило, в охранников и автобусы полетели камни и бутылки.

Снимать атакующую толпу неинтересно, в кадре нужны были объекты атаки, и я быстро прошел к полицейской цепи. Правоохранители пропустили меня без каких-либо возражений, и я оказался среди хмурых и злых боевиков.

Впрочем, вопреки предупреждениям бородатого командира, националистов я не заинтересовал — все взгляды были прикованы к зеленым человечкам, выбегающим под градом камней с черного хода мэрии к спасительным автобусам. Очень быстро все автобусы оказались с пробитыми стеклами, но даже в таком виде толпа не выпускала машины со двора.

При этом между оцеплением и толпой проходили потрясающие диалоги:

— Ты кто такой?!

— А ты кто такой?!

— Я украинец!

— Это я украинец!

— Зачем защищаешь этих козлов?

— Они тоже украинцы.

— Они козлы! Они Крым отжимали!

— Ты идиот!

— Ты сам идиот! Сейчас морду тебе разобью!

Я здорово устал за этот день и совершенно искренне мечтал о том, чтобы этот дурдом закончился поскорее, но так не случилось. Последовала команда: «Покинуть машины!», и охранники побежали из автобусов, возвращаясь в здание мэрии. Камнями и бутылками их при этом уже почти не закидывали — кончились.

— Ушли, падлюки! Ничего, достанем еще! — выразил общее мнение один из моих соседей, лысый крепкий мужик в камуфляже с нашивками батальона «Донбасс» и еще какими-то непонятными для меня отличительными знаками. Внезапно он бросился к заборчику, ограждавшему газон, одним движением выломал из него доску и мощным броском швырнул ее над головами полицейских прямо в автобус, из которого выбегали последние охранники.

Доска пробила стекло и влетела в салон, оттуда раздались вопли и стоны. Толпа вокруг восторженно взревела и двинулась вперед, полицейское оцепление под этим напором сдало на пару шагов назад, но снова устояло.

У меня затекла рука, и я опустил камеру.

Лысый мужик повернулся ко мне, радостно скалясь:

— Всегда в кайф машины и витрины громить. А вот стекла вставлять мало кому нравится. Интересно, почему так, скажи мне, пресса?

— Просто ты избранный, — ответил я ему с совершенно серьезным выражением на лице. — Стекла вставляют обычные люди, низшая раса, быдло никчемное. А ты — особый. Ты стекла бьешь, и тебе это нравится. Потому что ты избранный, понимаешь? Ты — высшая раса.

— Точно, — кивнул он, высморкался в ладонь и вытер ее о штаны.

Меня вдруг не на шутку замутило, я отвернулся и пошел прочь со двора, не оглядываясь.

Глава девятнадцатая

Ночью меня снова разбудил телефонный звонок. Звонил, естественно, директор.

— Ты спишь, что ли? — возмутился он.

— Уже нет, — объяснил я очевидное.

— В Оболонском районе Киева обстреляли наряд полиции, есть раненые, в соцсетях пишут, что чуть ли не вооруженное восстание там у вас. А ты спишь! — укорило меня начальство.