Нас ждут - [17]

Так же подробно, как и раньше, помню всё, что со мной было в жизни — даже в полтора года! — ясно ощущаю, словно это было вчера, как я иду, качаясь на слабых ногах, подгоняемый шароварами, как парусами. В руке у меня стульчик с шишечками наверху, с этим стульчиком я тогда не расставался. В другой моей руке бутылочка с соской, когда я сажусь на стульчик и беру соску зубами, резина громко скрипит.

Ясно слышу, как будто это было вчера. Кто другой, кроме меня, может знать про меня такое? Ясно, что я — это по-прежнему я! Всё нормально».

Я разделся и лёг.

Мне приснилось сначала, что я сплю где-то под землёй. Ничего не было видно, но чувствовалось, что сверху нависает какая-то огромная тяжесть. Потом я увидел впереди какой-то тусклый свет, долго шёл туда, шаря руками в пустоте.

«Ясно! — сумел я подумать, не просыпаясь. — Сон, навеянный посещением тёмной комнаты!»

Я даже усмехнулся во сне — в общем, как мог, боролся с этим страшным сном, но он не кончался. Я подошёл к какой-то загородке — такую ставят, когда что-нибудь роют. Над загородкой горел тусклый, зарешеченный фонарь.

Щупая руками доски, я обошёл загородку и вышел на край тускло освещённого тоннеля метро.

«Ну вот! — успокаивая себя, подумал я. — Обыкновенное метро! Всё просто!»

Как будто находиться ночью в пустом или заброшенном метро было так уж обыкновенно!

С колотящимся сердцем я стоял над обрывом. Потом вдруг справа из тоннеля потянул сырой, пахнущий керосином ветерок — такой начинается всегда, когда к станции подходит поезд. Лучистый, похожий на ежа свет быстро приближался — и мимо меня с воем промчалась платформа с прожектором. За прожектором стояло чёрное, поворачивающееся кресло, и в нём, скрестив руки на груди, очень прямо сидел человек в белом костюме и чёрных очках. Кресло со скрипом повернулось, человек внимательно посмотрел на меня, и платформа промчалась.

— ...Ничего себе! — Вытирая пот, я сел на тахте. — Ничего себе сны стали сниться!

Потом я вышел на кухню, попил воды из крана, посидел и немного успокоился.

Заодно я вспомнил, что страшные сны бывали ведь и раньше, но только я утром, увидев солнце, сразу же забывал эти сны. И наверное, зря: жизнь ведь гораздо беднее, если забывать всё страшное и помнить только всё не страшное.

Потом я снова лёг и увидел сон, который видел уже далеко не впервые, но только каждое утро забывал. Я лежу, засыпанный горячим колючим песком, ощущая тяжесть. Я усиленно напрягаю мозг, стараясь послать сигнал своим конечностям, чтобы проверить, могут ли они шевелиться. И с ужасом ощущаю, что конечностей, абсолютно одинаковых, у меня много! Не похожие ни на руки, ни на ноги, они извивались вдоль всего моего узкого длинного тела и пропихивали меня вперёд. Песок вслед за мной с шорохом осыпался.

Потом я проснулся, открыл глаза, но сон помнился ясно, не исчезал. Родители переговаривались о чём-то, собирались на работу, потом ушли, а я всё сидел на тахте неподвижно с носком в руках.

Что это видел я?

Прошлое? Или будущее?

Говорят, что мы прошли длинный путь развития, прежде чем стали людьми. Но одно дело — слышать об этом краем уха и совсем другое — вдруг почувствовать это в себе!

Я встал, быстро подошёл к окну и с ликованием увидел знакомую, родную картину: в небо поднимались два белых дыма из длинных труб, на одном дыму шевелилась чёрная подвижная тень другого.

Я быстро оделся, вышел во двор. Один угол двора был косо освещён солнцем, и в этом горячем углу стоял стул с мотком шерсти на нём. С пустой и тихой улицы вдруг донеслось громкое бряканье: кто-то пнул на ходу пустую гуталинную банку.

Я вздохнул чистый прохладный воздух и вошёл в парадную к Гаге.

— Так. Для начала неплохо! — важно проговорил Гага. Он сидел в майке и трусах на кухне, но говорил так важно, словно сидел в президиуме какого-то заседания. — Несомненный успех!

— В чём? — робко спросил его я.

— В нашем деле. Несомненно одно: через тёмную комнату, а если прямо говорить, через чёрную дыру, установлен важный контакт. Но неизвестно пока: или с другой галактикой, или с другим временем! Трудно переоценить важность этого события!

Мы молча и торжественно стояли посреди кухни. Наверное, это было смешно, как мы стояли на кухне среди столов, над которыми свисали половники и дуршлаги.

— По-прежнему никому ни слова... а то дыра может захлопнуться! — проговорил Гага.

«Хоть бы она захлопнулась! — мысленно взмолился я. — Как спокойно я жил до этого! Никаких тревог. А тут, того гляди, провалишься на миллиард лет или, ещё похуже, на миллиард световых лет! Бр-р!» Но вслух я этого не сказал.

— Главное, не подавать виду, как будто что-то случилось! — говорил Гага. — Так же скромно ходим в школу, делаем уроки!

— Точно! — сказал я.

— В тёмную комнату пока не ходим.

«Отлично!» — подумал я.

— Ведём себя как ни в чем не бывало.

«Прекрасно, — подумал я. — Самое приятное, что может сейчас быть, — это вести себя как ни в чем не бывало!»

Но на первой же перемене Гага отвёл меня в сторону.

— Я понял: они в тебе аппаратуру установили!

— ...Какую аппаратуру?!

— Свою! Забыл, что ли, медосмотр, как все врачи вылупились на тебя? Видно, у тебя всё нутро теперь железное! А может, из молибдена или из ещё неизвестного нам металла!