Нас вызывает Таймыр? - [9]

Обед я полностью приготовил из дареного тайменя: на закуску был салат из тайменьей печенки, на первое — уха из тайменьей головы, на второе — филе тайменя с молодой картошкой, запеченные в сметане (сметана и картошка привезены нами из Красноярска), на третье — компот из сухофруктов. Компот, правда, я сварил еще вчера вечером — большое эмалированное ведро.

Не успели мы с Наташей вымыть после обеда посуду (Наташа сегодня дежурная), как прибежал из аэропорта Лев и с порога закричал:

— Через час вылет. Эдик, Валера, Наталья Иванна — со мной. Женя, Люся, Наташа остаются дома. Минут через десять будет машина — чтобы все было собрано! А это что такое?! — ткнул он пальцем в распахнутый настежь спальный мешок, возле которого валялся полусобранный рюкзак. — Чье это?! Я же объявил с утра полную готовность!

— Это все мое, — виновато ответил я, — я обед готовил, мне собраться некогда было.

— Кончай мытье посуды! — скомандовал Лев. — В Косистом вымоем! Собирать вещи, живо!

— А ты зря на него кричишь, Лев, — смеясь, сказала Наталья Ивановна, — ты его благодарить должен. Если бы не он — ни за что бы мы сегодня не вылетели. Когда все вещи собраны, упакованы, приготовлены к отправке, полет всегда срывается — верная примета.

Провожать нас пришел к самолету сам инженер по спецприменению местного авиаотряда.

— Ну, слава богу, улетаете. Надоели вы мне хуже тещи. Теперь хоть глаза мои вас видеть не будут.

— Зато будут слышать уши, — смеется Лев Васильевич, — в эфир будем выходить аккуратно, два раза в день. И все по вашу душу, можете не сомневаться.

И вот уже мы летим над таймырской тундрой, летим строго на север. Впрочем, если рассуждать скрупулезно, все это еще не есть Таймырский полуостров; мы как раз и летим к его юго-восточной оконечности. И хотя Таймыром у нас называют не только район Норильска, но даже и северный край плато Путорана, с географической точки зрения Таймыр, с самой северной оконечностью материка, мысом Челюскин, огромный массив суши, глубоко вдающийся в Ледовитый океан, начинается с Диксона на западе и с устья реки Хатанги (возле которого как раз и лежит поселок Косистый, куда мы летим) на востоке.

Ах, сколько раз летал я над тундрой, а все так же, как в первый раз, неведомая сила притягивает меня к иллюминатору, и всю дорогу не отрываясь любуюсь я плывущей подо мной магической картиной: белыми, голубыми, серо-зелеными пятнами озер, болот, извивающихся речушек, прихотливо изукрашенных льдом, сверкающим на солнце. Вообще в полете я, как правило, сплю, но только не в полете над тундрой. Где-то возле Новорыбного на Хатанге (а летим мы, как я уже говорил, строго на север, вниз по реке) появляется лед: возле Новорыбного пропадают последние деревья — корявые чахлые лиственницы с небольшой прутик ростом, и начинается настоящая полярная тундра. А еще через полчаса видим мы вдалеке огромное, насколько хватает глаз, ледяное поле моря Лаптевых. И вскоре посреди этого обилия снега и льда — горстку домиков, среди которых даже один двухэтажный. Это и есть цель нашего полета, поселок Косистый, запасной аэропорт Хатанги, на случай пурги или тумана, а также база ледовой разведки и самолетов аэрофотосъемки.

Наш «Ли-2» закладывает крутой вираж и вскоре плюхается на аккуратно укатанную галечную косу, что тянется вдоль Хатангской губы. В Косистом пока еще настоящая зима: кругом лежит снег и лед, люди ходят в шубах и унтах.

Поселок Косистый довольно велик: живет здесь восемьдесят шесть жителей, а домов и балков, пригодных для житья, должно быть, втрое-вчетверо больше, так что можно селиться где угодно. Причем чем меньше дом, тем большим спросом он пользуется: его проще натопить. Главным местом в поселке, вокруг которого концентрируется вся жизнь, является, конечно, аэропорт (тот самый единственный двухэтажный дом — нижний этаж каменный, верхний — из дерева и стекла). В аэропорту, кроме авиационных служб, есть гостиница на двенадцать мест, гидрометеорологический центр, узел связи с междугородним телефоном (можно позвонить хоть в Париж), столовая (преотвратнейшая, как выяснилось вскорости), а также пункт по охране общественного порядка с собственным милиционером и «холодной» (как выяснилось впоследствии).

Селиться в гостинице до отлета на Тулай-Киряку-Тас мы наотрез отказались: во-первых, это довольно дорого, а сколько мы здесь проторчим — неизвестно; во-вторых, единожды сходив в местную столовую, единогласно решили более туда не заглядывать — продуктов и посуды у нас полно, а чтобы готовить, нам нужна печка; в-третьих, в гостинице тесно и полно тараканов. Сначала нам предложили пустующую школу-интернат, но это помещение нас не устроило: там очень неудобная для нас печка — топить ее пришлось бы почти непрерывно, а готовить на ней невозможно. Мы попросились на постой в пустующее общежитие: там три небольших, но очень симпатичных комнатки, сени, большая холодная кладовая и, главное, огромная кухня с настоящей русской печью. Женщины вымыли полы; добыли где-то бесхитростные игривые занавесочки; на кроватях с панцырными сетками расстелили спальные мешки; Валера своим огромным охотничьим ножом добела отскоблил стол; я разложил и расставил кастрюли, сковороды, миски, плошки, поварешки. Словом, устроились мы хоть куда. В одной комнате поместились женщины, в другой — мужики, в третьей комнате мы устроили склад и установили рацию.