.
Отец(вопит). Но прилив, черт возьми! (Беспомощный, жалкий, он продолжает кричать). Берегитесь прилива!
Люсьен. Наплевать им на прилив, и на твои вопли, и на Юлию с матерью, которые видят все это с дороги, и на всех нас! Они держат друг друга в объятиях и продержатся еще с минуту.
Отец(вырвавшись, наконец, из рук Люсьена, убегает, крича). Да не будет сказано, что я ничего не сделал! Бегу к ним по таможенной тропинке!
Люсьен. Вот-вот. Не промочи только ноги.
Оставшись один, Люсьен продолжает, не двигаясь, смотреть вдаль на море. Внезапно говорит глухо.
Любовь, печальная любовь, теперь ты довольна? Милое сердце, милое тело, милый сюжет… Разве нет дел, которые нужно сделать, книг, которые нужно прочесть, домов, которые нужно построить? И разве не хороши ощущение солнечного тепла на коже, свежего вина в стакане; вода в ручье, тень в полдень, горящий очаг зимой, даже снег и дождь, и ветер; деревья, облака, животные, безгрешные звери и дети, до того, пока они не подрастут? Скажи, печальная любовь, разве все это не имеет своей прелести? Разве это не прекрасно?
Внезапно отворачивается, не в силах больше видеть того, на что смотрел. Подходит к столу, наливает стакан вина и говорит тихонько, подняв глаза к потолку.
Ну, вот и все. Ты доволен? Ведь так и должно было случиться. А я ведь предупреждал их, что ты этого не любишь.
Пауза. Наливает себе еще стакан.
Прости меня, Господь, но ты вызываешь жажду.
Одним духом опрокидывает стакан. На пороге появляется почтальон в своей темной пелерине.
Почтальон. Детки! Детки!
Люсьен(бросается к нему). Это мне, наконец?
Вырывает конверт из рук старика, лихорадочно распечатывает. Едва бросив взгляд на письмо, засовывает его в карман и бросается к вешалке; хватает шляпу и рюкзак.
Почтальон (пока Люсьен собирается). Ну, теперь все ладно, детки?
Люсьен(оборачивается, тихо). Нет больше деток. Прощай, вестник.
Подводит его к двери, ласково подталкивает и уходит сам, не обернувшись, в сгущающиеся сумерки.
