Нас научили - [8]

- В ДОСААФе. А знаешь, Васёк, как ДОСААФ расшифровывается? Добровольное общество содействия Андропову, Алиеву, Федорчуку.

Постников устало хмыкнул:

- Ну, Андропова скоро год как схоронили, у КГБ своя клиентура, а Федорчуку не больно-то добровольно содействуем. Или ты сам в ВВ напросился?

Посинелые, обтянутые пупырчатой кожей с поднявшимися дыбом волосами на руках и ногах, они валялись на холодном колючем песке. Снова заплакал Тукташев.

- Хорош выть! - заорал Понтрягин. Че ещё за деньги? На службе собака утонула.

- Погоди, Сашок, - осадил его Постников. - Кому собака, а кому материальная ценность. По бумагам этот кобель, небось, первым сортом числится. Не реви, Тукташ, выкрутимся. Главное, автомат достали, судить не будут. На гражданке кем работал?

- Совхоз работал, арыки чистил, - давился слезами.

- Ладно, не плачь, будь мужиком. Сколько денег получал?

- Сто рублей получал, да. Зимой дом сидел. Папа умер, мама болной. Пенсия нет, надо деньгам давать, да... Сад маленький. Мама директор ходил, земля просил. Говорят, писот рублей дай. Нет писот рублей. Говорят, деньгам заработать не мог, ленивый, зачем земля?

- У, заразы, Андропова на вас нет. Что за народ? Хоть что с ним делай - все терпит. Да что у вас, советской власти нет? Пожаловаться некому?

Тукташев сидел, сгорбившись, тер глаза, пошмыркивая носом.

- Как жаловаться? Милиция арестует, турма садит, да, бить будет.

- Ну, это ты загнул, конечно, - неуверенно возразил Постников. Ладно, я виноват, я тебя и отмазывать буду. Одевайтесь, на ходу скорей высохнем. Эту хмырюгу мы и без собаки хоть из-под земли выкопаем, на росе след до полдня держится. Выясним, кто такой, все равно докладывать придется, какого черта с места сорвались.

Часа через два они его нагнали. Здоровенный голый мужичина, на полголовы выше Постникова и вдвое шире в плечах, поднялся навстречу. Видно, решив, что погоня отвязалась, он расположился обсушиться на бугорочке в жидком осиннике. Дурашливо вскинув загребистые, как совковые лопаты, лапищи, разглядев буквы на погонах, весело объявил:

- Парни, я не жулик, я - браконьер!

- Почему убегали? - Постников шутить не собирался.

Мужик состроил глупую физиономию:

- Так гнались... С собаками...

Он явно издевался.

- Документы попрошу предъявить.

- Какие документы у голого человека? - звонко хлопнул себя по литым молочным ляжкам, продолжая куражиться.

Но Постников уже углядел на валежине маленькую книжечку, раскрытую солнышку. Потянулся. Здоровяк перехватил руку, сжал запястье, как в тиски завернул. Приблизил вплотную широкое лицо. В холодных глазах разгорались злые искры.

- Вот этого не надо, начальник.

Сморщившись, Постников брезгливо отстранился. Притопил пальцем спусковой крючок автомата. Хлестнул короткой очередью. В сторону, конечно, по раскинутой телогрейке, вывернув мокрые клочья серой ваты. Мужик сразу обмяк, попятился. Глаза его опустели. Постников без замаха, прямым, саданул костяшками в мохнатую грудь так, что екнуло. Мордатый сел, придавив задом голубичный куст.

- Я ж тебя шлепну сейчас, дядя. В порядке самообороны. - И, страшно выкатывая бешеные глаза, Постников хрипло заорал, скалясь щербатым ртом, брызгая слюной: - Становись к сосне, гад!

В хилом осиннике сосной и не пахло. Но тот поверил, перепугался не на шутку. Место глухое, свидетелей нет. Минут пять ползал под наведенным дулом, молил детьми и Христом-богом. А Постников материл его и в бога, и в святых апостолов, и в распронавертеть туда-сюда... И пару раз врезал сапогом под ребра. Потом забрал размокшие корочки - охотничий билет, сверив полуотклеенную толстощекую фотографию с бледным оригиналом, сунул в карман.

- Где надо, разберутся, что ночью в бобровом заказнике делал. А пока поживи маленько...

* * *

Полулежа под тощими елками в теплых, косматых, как верблюжьи горбы, податливых кочках, они уминали холодную тушенку, по очереди выскребали ложками последнюю банку. Сухари и курево, превративиеся в грязную липучую массу, выбросили ещё у реки.

Васек, а правда ты МГУ бросил?

Постников разочарованно глянул в тусклый алюминий вылизанной ложки, со вздохом сунул её в мешок.

- Было дело. С третьего раза поступил заочно на истфак, со второй сессии бросил. Жена с тещей запилили - зачем в Москву ездишь, деньги мотаешь, учись дома. Да и вообще... Жизнь обломала. Я в город с Севера приехал простой, как два рубля одной бумажкой. На заводе гайки крутил. Что с трибуны поют, всему верил. Суетился чего-то, права качал, комсоргом заделался. А потом как самому на морду гайку навернули, чтоб не доискивался, кому гаражи из казенного железа клепают, и все такое... Ну и понеслось. С обеда опоздал на пару минут - брык, выговорняк и половину премии. Наряды закрыли - чуть не должен остался. Потом месяц на стройке, согласно колдоговора. Потом в прорыв на ширпотреб. Короче, летняя сессия накрылась. Получка - шиш да кумыш. Жена кровь пьет - где деньги, живи как люди... Тут я и запсиховал, чего и ждали. Заявление - хлоп! А меня в колхоз - месяц отрабатывать, на пятьдесят процентов среднего. Там же ребята с киностудии сенокосничали. Веселый народец. Я расчет получил и тоже на студию осветителем. Бардак похлеще заводского, с утра уже разливают. Да мне по фиг, главное - свобода. По стране покатался, хороших людей повидал. А бардак везде. У нас поменьше, у них в Азии побольше. Когда Андропов порядок начал наводить, я тут обрадовался, думал - дембельнусь, сразу за учебу. А теперь не знаю, то ли на студию вернусь, то ли домой, на Север. Забьюсь в тайгу на подсочку, буду книжечки почитывать да рябчиков стрелять. Катись оно все...