Нарушители правил - [43]

Жанне все время мерещился писк котенка.

– Вот, слышите, мяукает? – периодически говорила она.

Мы замолкали, но ничего не слышали.

В гостинице мы с удивлением встретили в вестибюле Спартака.

– Ты что без выходных? – спросил Аркаша.

– Почему? Сутки через двое. Только что заступил, – удивился рисепшн. – Я сразу понял, что ты не простой парень, – обратился он ко мне. – Далеко не простой. Этим ментам тебя не раскусить.

Он сделал загадочное лицо.

В номере я постоял под душем, потом сменил белье и футболку. Штаны пришлось одеть те же, других попросту не было. Еще мокрый я спустился вниз, и Аркашка повез нас на угол Пушкина и Чернышевского. Почти всю дорогу справа бок в бок ехал синий сорок первый москвич с тонированными стеклами. У меня точно скоро начнется мания преследования. Теперь уже нам всем мерещился мяукающий котенок.

Остановившись у Жанниного дома Аркадий решил обыскать машину от греха подальше. На это ушло минут десять, пока мы не поняли, что писк явственно доносился из-под капота. Обнажив двигатель, мы нашли малюсенькую чумазую киску, забравшуюся на аккумулятор.

– Я его видел около милиции, – сообщил Аркаша. – Наверное, залез, пока мы тебя ждали.

– Он ехал с нами всю дорогу, – догадался я.

– Говорят, если кто-то умирает, – сказала Жанна, – а потом находится котенок или щенок, или еще какая мелкая живность, то это значит, что в него вселилась душа умершего.

Вначале я хотел расхохотаться над этой чушью, но потом пожалел ее чувства.

– Ты хочешь сказать, что в него вселилась душа Чебоксарова? – поинтересовался я.

– Вполне возможно. Его нужно приютить.

– А почему он залез именно к Аркашке?

– Не знаю. Может, он его любил при жизни.

– Возьмешь? – спросила Жанна у Спицына.

– Нет, конечно! – почему-то разозлился он. – Идиотизм какой-то.

– Тогда я возьму, – она подняла котенка, погладила его и прижала к груди.

У Аркашки резко испортилось настроение, он отказался идти с нами, заявил, что завтра позвонит, попрощался и уехал. Мы пошли к подъезду.

– Ты хочешь сказать, что это ангел? – спросил я у Жанны, глядя на котенка.

– Да.

– А где же крылья?

– Отвалились, – подумав, ответила она.

7.

Жанна жила на четвертом этаже старинного сталинского дома с необычными лестничными пролетами. Я бы, конечно, предпочел идти пешком, чтобы посчитать ступени, но Жанна вызвала лифт, который кряхтел от старости, дрожал решетками и зажимал дверями. Котенок тоже трясся, прильнув к Жанниной груди и вздыбив шерсть.

Дверь открыла вульгарная пожилая ярко накрашенная женщина. Они поцеловались с Жанной, потом тетенька протянула мне грубую ладонь и представилась низким голосом:

– Беатриса.

Прямое попадание. Такое имя может носить только такая дама. Я тоже назвался и пожал ее лапу. При этом Беатриса слегка замешкалась, возможно, она думала, что я припаду губами к ее морщинам.

– Ну, как? – спросила пожилая дама у молодой.

– Не приняли, – огорченно ответила Жанна. – Им нужно было знание ПК, “Word” я еще осилила, а “Excel” уже не потянула.

– Задание давали?

– Составить таблицу, причем такую сложную.

Матрона тяжело вздохнула а, увидев котенка, заворковала:

– Пошли на кухню, дадим киске молока. А вы, молодой человек, проходите в зал.

Я пошел прямо по коридору и попал в большую комнату. В центре стояла тумбочка советских времен с плоским современным телевизором, напротив диван и два плюшевых кресла. На зеленых стенах висели картины и какие-то непонятные деревянные коробки разных оттенков коричневого. Коробки были не одинаковой величины, но у каждой посередине красовалась замочная скважина или элемент врезного замка. На картинах небрежно намалеваны пейзажи и герои американских кинофильмов. Был тут

и Арнольд Шварценеггер в роли терминатора и Киану Ривз в роли Нео, остальных я не знал. В зале недавно курили и плохо проветрили.

Постояв с минуту, я решил найти уборную, вернулся в коридор, открыл какую-то дверь и оказался в кладовой. Потом прошел еще пару шагов и стал невольным свидетелем чужого разговора.

– Как ты думаешь, он заметил? – спросила Беатриса.

– Нет, – ответила Жанна.

– Здорово! Не говори ему.

– Все равно заметит.

– А вдруг, нет?

– Заметит. Все замечают.

– Все равно не говори.

Они замолчали, немного погремели посудой, пошуршали бумагой. Потом Беатриса сказала:

– Он мне нравится. Среди твоих охламонов он, похоже, самый приличный.

– Ну, папа!

– Не называй меня папой! Сколько раз тебе говорить!

– А как?

– Зови Беатрисой.

– Не люблю это имя.

Голоса стали приближаться. Я на цыпочках ретировался в зал и плюхнулся на диван. Мне было неудобно. Треснутые очки сползли на нос. Какой еще папа?!

– Котенок попил молочка и сразу уснул, – сказала Жанна. Она держала в руках пушистый комочек и постоянно его гладила. – Где будем накрывать? – обратилась она к Беатрисе.

– Конечно, тут. Молодой человек, вам понравились мои картины?

– Прелесть, – промямлил я.

– Вы лгун, – Беатриса подошла к портьере и извлекла из-за нее небольшой складной столик. – Они плохие, – кокетливо добавила она. – Просто закрывают дыры на обоях.

– А что это за коробки? – попытался я сгладить неловкость.

– Я расскажу вам о них потом, после еды.

Я помог Беатрисе разложить стол. На розовой скатерти стали появляться всевозможные яства. Утро еще не кончилось, и мне непривычно было видеть такое изобилие блюд в столь ранний час. Помогая расставлять посуду, я исподтишка разглядывал Беатрису, и чем больше я на нее глазел, тем отчетливей понимал, что передо мной переодетый мужчина. Он так ловко маскировался, немудрено, что я раскусил его не сразу.