Нарушенный покой Хозяйки Лабиринта - [10]

— Мне кажется, Гордоны производят впечатление простых смертных. Ты, наверное, отдаешь себе отчет, сколько стоит такая яхта?

— О, не сравнивай Гордона с нами. Впрочем, он мало отличался от всех нас, пока два года тому назад не умер его отец. Гордон вообще такой скрытный. Все это время мы даже не знали, что у него есть богатый отец.

— Удивительно…

— Ты тоже так думаешь? Но Гордон…

— Я имел сейчас в виду не мистера Роберта Гордона. Я имел в виду тебя.

— Меня?

— Ты при этом освещении выглядишь, как самый прекрасный сон импрессиониста. Как, видя тебя рядом, Гордон мог полюбить Памелу?

— Знаешь, я бы никогда не смогла влюбиться в Гордона. Он… — Она задумалась. — Он сухой. Да, вот точное слово — сухой. И не только снаружи, но мне кажется, что и внутри. Когда я смотрю на него, у меня такое ощущение, что вместо сердца у него стучит маятник, знаешь, такой неутомимый маятник.

— Однако Памела влюбилась в Гордона.

Кэрол бросила на меня быстрый взгляд.

— Да, как раз два года тому назад, когда скончался его отец.

— Интересно… Имея столько денег, они все равно остались в археологической группе?..

— Что же тут странного?.. Гордон очень любит археологию. У него есть будущее, наверняка он станет профессором. Уже четыре года они вместе с Меллоу работают над очень серьезной книгой о критской керамике. И сейчас им предоставляется огромный шанс. Если бы мы открыли на Керосе культовый храм, то наверняка обнаружили бы там массу глиняных плиток, фигурок и сосудов. Это может иметь неслыханное значение. Ведь сосуды — это археологические часы, в основном с их помощью мы датируем раскопки.

— А Памела, значит, ему помогает?..

— Нет, нет. Памела и Карутерс специализируются на архитектуре и проблемах урбанистики — это очень важная отрасль в нашей работе. Ты себе даже не представляешь, сколько может сказать о здании специалист, если ты дашь ему самый минимальный, но хорошо сохранившийся кусок стены или пола. Карутерс очень способный. Его все у нас в группе уважают. Но ему не хватает кропотливости, так необходимой в археологии. Он сразу стремится к глобальному синтезу. Профессор как-то сказал, что у него психика репортера и, по-моему, не ошибся. В археологии не бывает самого интересного, в археологии — все самое интересное.

Я невольно почувствовал явную симпатию к импровизирующему Карутерсу и быстренько сменил тему.

— Ну а Памела Гордон?..

— Ну а Памелу Гордон можно назвать его придатком. Когда она работала с Саймоном, она ему очень помогала. — Кэрол улыбнулась. — Знаешь, Памела напоминает мне пчелу — жужжит себе целый день потихонечку, а вечером удовлетворенная засыпает. Может быть, я не должна так говорить о ней, Джо? В конце концов, такие люди составляют основу общества.

— Несомненно. Ну расскажи теперь о мисс Сандерс. Кажется, так зовут эту молодую смуглую особу?..

— О, Мэри — это моя подруга. У нас и интересы сходятся в науке — это, в первую очередь, вопросы языка. У нас с ней несколько разные темы, но если бы наши пути пересеклись, мы все равно остались бы настоящими друзьями.

— Тогда, Кэрол, последний вопрос: профессор Ли.

— Профессор, Джо, для нас является кем-то вроде Бога Отца. Ты вообразить не можешь, сколько этот человек знает! А как он о нас заботится! Когда он умрет, — сказала она тихо, — мы все осиротеем…

* * *

В тот вечер мы долго ужинали, потом танцевали почти до утра, но когда я проводил Кэрол и вернулся домой, то в голове моей было пусто, как в критской амфоре, потому что, о чем бы ни заходила речь в этот вечер, Кэрол все равно говорила только об одном: о Керосе.

6. «На Керосе тебя не будет…»

Я еще раз перечитал последнюю фразу и нерешительно убрал пальцы с клавиатуры. Да, пожалуй, это действительно последняя фраза. Я передвинул каретку, отступил несколько строк и указательным пальцем в разрядку напечатал: конец.

Я потянулся и прошел к окну. Вновь над Лондоном поднимался рассвет. Но это был мягкий, летний рассвет, обещавший жаркий день. Серая труба напротив казалась черной и блестела влагой предутренней росы.

Итак, книга готова. Через несколько часов придет из издательства рассыльный, заберет рукопись и все — на несколько недель свободен как птица.

Могу уехать… Могу не уезжать… А куда ехать? Нет, буду спать. Целую неделю буду спать. И есть. Вот и сейчас пойду поем. Не буду будить Хиггинса, решил я, и тихонько приоткрыл дверь кухни. Сначала я уловил запах бекона и только потом увидел длинную худую спину в стеганом халате.

— Боже мой, Хиггинс! Ведь пять часов утра!

— Доброе утро, сэр! Простите мне мой костюм, просто я ошибся на полчаса.

— Не понял?

— Я думал, вы закончите около шести. Вчера за ужином, помните, вы сказали, что убийца вот-вот будет разоблачен. Я посчитал, что это вопрос пяти-восьми страниц. О, Боже! — Он резко обернулся и, одной рукой подхватив полы халата, другой молниеносно перекинул омлет на тарелку.

— Завтрак будет подан через три минуты, сэр.

— Большое спасибо.

Я быстренько ретировался. Хиггинс иногда внушал мне какой-то метафизический страх.

Но что же делать… Что же мне делать?.. Тихий август в Лондоне… Все знакомые разъехались… Я был совершенно один в душном городе.