Народовольцы - [13]
Перовская. Не стыдно ли вам? Саша так о нас всех заботится, о безопасности нашей.
Третий народоволец. Ну, виноваты, виноваты! Что будем делать?
Перовская. Где сейчас конец галереи-то?
Первый народоволец. По моим расчетам, под насыпью.
Михайлов. Да, грунт уже рыхлый пошел, мину можно протолкнуть и положить совсем близко к рельсам.
Перовская. Вы с новостями?
Третий народоволец. В Елизавет-граде арестован Гольденберг.
Михайлов. Ох, Григорий!
Перовская. В Петербурге что?
Второй народоволец. Налаживается. Типография «Народной воли» начала работу. Паспортное бюро наше отличные виды на жительство делает, на подлинных бланках. А чернопередельцы молчат.
Перовская. А Плеханов?
Третий народоволец. Ты разве не знаешь Георгия?
Перовская. Знаю и ценю.
Второй народоволец. Но он теоретик – пропаганда, и кончено! Теперь весь ушел в Марксовы теории, сопоставляет с родной почвой.
Первый народоволец. Но Лавров писал, что гражданин Маркс сочувствует нашей борьбе.
Перовская. Господи, только бы не делиться! Неужели и смерть нас разделит?
Михайлов. А мы и не делимся, Соня… Восстание будет, только мы хотим его вызвать, действуя сверху вниз, а Георгий – снизу вверх, и нам лучше разойтись, мы практики революции!
Перовская. Когда же сойдемся?
Михайлов. На узенькой площадке, Соня…
Первый народоволец. А говорят, самые споры-то на прогулках, в тюрьме происходят…
Михайлов. Может быть… только знаю, в тюрьме не выживу, умру тотчас же – я человек улицы, сам с собой размышлять не умею, тут Георгий все преимущества получит.
Перовская. Господи, только бы не делиться!
Михайлов. А я сейчас одно думаю: ну будет восстание… после нас. Но как создать такой общественный организм, чтобы старые язвы в нем не возрождались, чтобы гармония между общим и своим не нарушилась?
Второй народоволец. А говоришь, не теоретик…
Михайлов. Я не от теории иду. Что это?
На улице нестройный говор, женские голоса, крики.
Перовская. Закройте подпол, скорее!
Михайлов. Приготовьте револьверы, и в ту комнату! (Первому народовольцу.) Ты здесь, с женой.
Первый народоволец. Остаюсь. Где нитроглицерин?
Михайлов. Вот. (Достает с полки бутылочку и ставит ее на стол.)
Второй народоволец. Кто будет стрелять?
Михайлов. Соня! У нее твердая рука.
Перовская. Ладно. (Вынимает из муфты револьвер и проверяет его.) Только в крайнем случае… все на воздух!
Крики становятся сильней. На авансцену врываются бабы.
Бабы. Семеновна! Пожар! Пряхинский дом горит! Семеновна! Через два дома огонь, слышишь? Открывай, вещи враз вытащим! Пособим! Слышь?
Михайлов. Несчастная русская революция! Этого недоставало. Ворвутся – все прахом!
Второй народоволец. Нас увидят – сразу подозрение!
Первый народоволец. Глупо-то, глупо-то как!
Михайлов. Уходить всем через окно чулана!
Третий народоволец. В чулане земля!
Михайлов. Пролезем!
Перовская. Не надо!
(Накидывает по-раскольничьи до бровей платок, срывает со стены икону и выбегает на авансцену. Падает перед бабами на колени и высоко поднимает икону обеими руками к небу.) Бабыньки! Подружки милые! Не надо! На все божья воля! Пусть горит – все ему, – молитвой спасемся, святой молитвой! «Пресвятая богородица, спаси нас! Спаси от бед рабы твоя, богородице. Яко еси во бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству. Призри благосердием воспетая богородице на мое лютое телеси озлобление и исцели души моея болезнь. Пресвятая богородице, спаси нас!»
Бабы голосят. Перовская истово бьет поклон. Михайлови народовольцы скрываются в люке.
Перовская. В храм, бабоньки, в храм!
Бабы отступают.
Затемнение. Улица. Ночь.
Первый народоволец. Соня спасла нас.
Второй народоволец. Да.
Первый народоволец. В одиннадцатом часу пройдут два поезда. Какой?
Второй народоволец. Не знаю, Соня знает.
Первый народоволец. Через Одессу не поехал…
Второй народоволец. И дальше, видать, не удалось.
Первый народоволец. Где?
Второй народоволец. Не знаю, где-то на юге.
Первый народоволец. А кто?
Второй народоволец. Не знаю. Исполнительный комитет знает.
Отдаленный стук поезда.
Первый народоволец. А где Исполнительный комитет, в Москве или в Петербурге?
Второй народоволец. Не знаю. Михайлов тебе за такие вопросы, знаешь!..
Первый народоволец. Он бывает невыносим… А он член Исполнительного комитета, как ты думаешь?
Второй народоволец. Он только агент третьей степени, сам говорил.
Стук поезда ближе.
Первый народоволец. Динамита маловато. У Гриши при аресте полтора пуда взяли.
Высвечивается Перовская.
Перовская. Девятнадцатого ноября тысяча восемьсот семьдесят девятого года в одиннадцатом часу вечера мы ждали прибытия двух царских поездов. Я все думала: вот закончим это, и уеду в деревню, туда, под Саратов. Господи, как мне в деревню хотелось, к бабам да мужикам моим!
9
Кабинет следователя. Добржинский и Дурново.
Дурново. Это уже слишком, вы два месяца возитесь с этим вашим Гольденбергом… Эти новые методы, психология – кокетство, простите меня!
Добржинский. На силу отвечать прямолинейной силой – это… вы тоже простите меня, архаизм!
Перовская. В Народную волю формально я все еще не вступала и потому думала, что смогу уехать в деревню. И еще я думала об Андрее… как он там?
Проблема происхождения славян (славянского этногенеза), и, в частности, проблема происхождения восточных славян, предков великого русского народа, уже давно является одной из основных проблем русской исторической науки, а также историографии других славянских народов.Настоящий реферат дает историографический обзор проблемы восточнославянского этногенеза, освещает постановку и разрешение этой проблемы советской наукой в конце 40-х годов прошлого века, выделяет основных специалистов и их позиции, а также рассматривает перспективы и направления дальнейших исследований.В работе освещены проблемы встающие на пути исследователей этого вопроса, большая часть которых актуальна и сегодня.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Настоящий очерк посвящен Иннокентию Смоктуновскому и рассказывает о биографии и творчестве знаменитого актера театра и кино. Издание включает также обзор наиболее значимых ролей актера, проиллюстрированный кадрами из кинофильмов.
Размышления о театре и современности классики известного театрального критика Свободина А. П.
Эта книжка о контактах человека с эстетическим началом окружающей его действительности. О том, как человек выбирает себе красоту. О его способности к такому выбору, О том, как эту способность нажить, усовершенствовать. При этом речь не о человеке вообще, а о наших соотечественниках различных возрастов, общественных групп и образовательных цензов. О людях, занятых великим созидательным делом — строящих новое общество. Разумеется, это не академическое исследование — скорее, попытка автора в свободной форме сообщить итоги некоторых наблюдений.