Народный эпос - [5]

За девушкой-воином скачет отряд,

Скакун под ней пляшет, гордится, считая,

Что вслед ему с завистью кони глядят.

Торопится время, – в дорогу, в дорогу!

Вдали показалась враждебная рать.

Гонцы понеслись, поднимая тревогу,

Глашатаи стали полки собирать.

С известьем о маленьком горском отряде

К хромому Тимуру примчался гонец.

Надменно в ответ улыбнулся хромец —

Презрение было в Тимуровом взгляде.

Но вестника выслушал он до конца

И выпучил узкие, острые глазки.

Рукою сжимая клинок свой дамасский,

Властитель ответил на слово гонца:

«Вселенная клич мой услышала бранный,

Пленял я царей, завоевывал страны,

Но вижу впервые отряд пред собой,

За девушкой-воином скачущий в бой!»

Две рати столкнулись, порядки построив,

Как будто упала на гору скала.

Усеялся дол головами героев,

Горячая кровь по земле потекла.

Клинки о щиты ударяться устали,

Друг с другом противники драться устали,

Устали скакать скакуны боевые —

Монгольское войско смутилось впервые.

Тимур не запомнил подобных боев!

Он двинул в сраженье отборное войско,

Но ринулись горцы с отвагой геройской,

Как смелые соколы на воробьев.

Сомкнули ряды и монголы, и горцы,

Решили: пусть встретятся единоборцы.

Монголы послали Тугая на сечу.

Ахмед, лакский юноша, вышел навстречу.

Был крепче Тугай, размахнулся с плеча,

Рассек он Ахмеда ударом меча.

Летит Патима на врага удалого,

Подняв на дыбы скакуна вороного.

Сгибался клинок, ударяясь о бронь, —

Не так ли под ветром сгибается колос?

О том, как с противником дева боролась,

Рассказывал пляшущий, скачущий конь.

Тугай замахнулся, но сабле Тугая

Ответила девушки сабля кривая.

Еще один взмах, и еще один взмах —

И пал перед ней обезглавленный враг.

Монголы другого направили в схватку,

Крича: «Отомсти, отомсти за Тугая!

Он младший твой брат, – полети же, вонзая

Орлиные когти свои в куропатку!»

На всадника прянула горная львица,

Подпрыгнул скакун, закусив удила,

И вот уже кровь супостата струится,

И падает он с дорогого седла.

«Ура!» оглашает оврага и долы

И громом на горской гремит стороне,

И стонут монголы, трясутся монголы,

Завидев Парту Патиму на коне.

Вкруг шлема обвив свои косы густые,

По локоть свои засучив рукава,

Туда, где противники самые злые,

Летит она с гордым бесстрашием льва.

Направо взмахнет – и врага обезглавит,

Налево взмахнет – и коня рассечет.

«Ура!» закричит – и джигитов направит,

«Ура!» закричит – и помчатся вперед.

А время проходит, а время уходит,

Монгольское полчище хлынуло вспять.

Своих седоков скакуны не находят,

Спасается бегством Тимурова рать.

Сказали Тимуру, царю полумира,

Что войско бежало верхом и пешком.

Осыпал он бранью стрелков и вазира,

Сказал ему гневным своим языком:

«Коль хочешь ты жить средь моих приближенных,

В тени моей горя не знать впереди,

Веди свое войско, и пеших, и конных,

И девушку эту ко мне приведи!»

А девушка двигалась в облаке пыли,

Героями горскими окружена.

Как звезды, джигиты ее обступили,

Сияла Парту Патима, как луна.

«Друзья мои, мертвых бойцов соберите,

Погибших в бою за родные края.

Вы тело Ахмеда сюда принесите,

Любимого буду оплакивать я».

Отважная львица рыдать не умела,

Когда же Ахмеда друзья принесли,

Упала, рыдая, на мертвое тело,

И жаркие слезы текли и текли.

«Домой понесу – труден путь наш далекий,

А здесь схороню – я услышу упреки.

Но как схоронить мне – подайте совет —

Любимое сердце, очей моих свет?»

Ахмеда единственный брат ей ответил:

«Как хочешь, ты можешь его хоронить.

О, если б сумел я судьбу изменить,

О, если б я гибель в сражении встретил,

Чтоб львиное сердце твое сохранить!»

– «Мы честно сражались, дороги открыты,

Вернемся на наши луга и поля.

В родные аулы вернемся, джигиты,

Отныне возвысилась наша земля!»

Герои пошли, завершив свое дело,

И ночь погрузила отряд в темноту,

И горсточка горцев тогда поредела,

Как в старости зубы редеют во рту.

Айгази

Взнуздал Айгази верхового коня,

Но видит, собравшись в дорогу,

Быстрей облаков неспокойного дня

Два всадника мчатся к порог).

Вот кованый цокот раздался вблизи,

Отцовских друзей узнает Айгази,

Приветствует их у раскрытых ворот

В словах уважительных самых,

Обоих в кунацкую прямо ведет,

Ячмень задает скакунам их.

И снова послышался цокот вблизи:

«Желаю удачи тебе, Айгази»,—

Так молвил приятель, подъехав к нему.

И встретил учтиво он друга.

«Коня расседлать не спешишь почему?» —

«Прости, не имею досуга.

Но прежде, чем двину каурого вспять,

Я слов тебе несколько должен сказать.

Узнай, Айгази: мне в ауле друзья

Правдивую весть сообщили,

Что ту, кого любишь ты, трусы-князья

Похитить сегодня решили.

К тому же твой кровник отправился в путь.

Тропы бавтугайской ему не минуть…»

И вдруг ускакал… Айгази омрачен.

И, брови насупив угрюмо,

Наполнил кунацкую вздохами он,

На сердце – нелегкая дума.

«О чем ты вздыхаешь, понять не могу?

Зачем предаешься кручине?» —

Мать сына спросила, неся к очагу

Огонь на короткой лучине.

«О, как же, скажи мне, любимая мать,

Могу не грустить я, могу не вздыхать.

И волк, и джейран, и охотник к ручью

Явились, томимые жаждой.

Три долга свалились на совесть мою,

И должен исполнить я каждый.

Похитить сегодня, бесчестьем грозя,

Невесту мою замышляют князья.

И недруг мой нынче, коня торопя,

Проедет тропой бавтугайской,

Но если покину гостей на тебя,

Я долг не исполню хозяйский,