«По мысли, руководившей постоянно Петромъ Васильевичемъ Кирѣевскимъ, комиссія, издающая нынѣ сборникъ его пѣсенъ, не ограничивается тѣмъ, что нашла въ бумагахъ покойнаго. но присоединяетъ сюда въ пополненіе и другія пѣсни… а гдѣ нужно, въ приложеніяхъ къ выпуску, помѣщаетъ сказки, историческія показанія…» (I выпускъ).
Я повторяю, что взялъ эти строки, какъ первыя въ книжкѣ, и долженъ сказать, что здѣсь все невѣрно, или покрайней мѣрѣ неточно: въ приложеніяхъ къ выпуску помѣщать сказки, историческія показанія; это совершенно не по мысли Петра Васильевича Кирѣевскаго, а между тѣмъ Безсоновъ увѣряетъ, что онъ постоянно руководился мыслью Петра Васильевича. Выходитъ, что по мысли Петра Васильевича Кирѣевскаго слѣдуетъ дѣлать приложенія къ каждому выпуску, напримѣръ, къ выпуску, заключающему въ себѣ пѣсни про Илью Муромца, надобно прилагать всевозможныя приложенія про этого героя, — тогда какъ Петръ Васильевичъ говорилъ, что должно издать всѣ пѣсни разомъ, послѣ варіанты къ нимъ и наконецъ приложенія. Доказательствомъ моихъ словъ можетъ служить изданіе Петра Васильевича русскихъ народныхъ стиховъ, въ которомъ онъ не помѣстилъ ни одного варіанта. Ему хотѣлось, чтобы кто-нибудь взялся издать особенно сказки, и потому-то онъ не отказывалъ собранныхъ имъ сказокъ всякому, кто только собирался ихъ печатать: это можетъ подтвердить А. Н. Афанасьевъ. Я еще могу прибавить, что Петръ Васильевичъ предлагалъ мнѣ издать сказки (до изданія еще А. Н. Афанасьева) и что по его совѣту я просилъ у В. И. Даля имъ собранныя сказки, въ чемъ, впрочемъ, мнѣ было отказано. И поэтому я, получивъ въ свои руки бумаги Кирѣевскаго, отобралъ нѣсколько сказокъ, мною записанныхъ, просилъ В. А. Елагина отправить ихъ къ А. Н. Афанасьеву, который, получивъ ихъ отъ г. Елагина, ошибкой помѣтилъ ихъ, записанными Кирѣевскимъ.
Послѣ этихъ строкъ начинается самовосхваленіе г. Безсонова, который сказалъ только мимоходомъ, что и духовные стихи погодимъ издавать: не потому-ли, что я ихъ не приготовилъ въ изданію?.. или быть можетъ для того, что эти духовные стихи, какъ показываютъ факты, пригодились для «Калѣкъ-перехожихъ» г. Безсонова? Странно! да какъ же послѣ этого г. Безсоновъ такъ беззастѣнчиво говоритъ, что онъ всякую замѣтку, даже слово Петра Васильевича Кирѣевскаго отпечаталъ «съ буквальною точностью въ самомъ даже правописаніи и въ знакахъ препинанія. Не простирая никакого притязательнаго права…. дозволилъ себѣ отдѣлить иногда красную строку!»
Объ красной строкѣ и толковъ нѣтъ, но нельзя не замѣтить г. Безсонову, такъ какъ онъ выдаетъ себя за знатока русскихъ напѣвовъ, что пѣсню должно записывать съ голоса; а по голосу стихъ выходитъ чрезычайно разнообразенъ, и что ему, какъ пѣвцу, можетъ казаться поправкою, то другимъ покажется искаженіемъ. Не будемъ обращать вниманія и на перестановку стиховъ (стр. 2, выпускъ 1), что тоже ни къ чему не идетъ, но особеннаго вреда не дѣлаетъ, если издатель всегда оговаривается; но какъ же г. Безсоновъ говоритъ, что «порядокъ, въ которомъ размѣщены пѣсни настоящаго выпуска» и слѣдующихъ «былевыхъ, установленъ по мысли его, Безсонова?»… Да какъ же иначе можно было размѣстить пѣсни? Спросите кого хотите, какъ должно разсказывать исторію про что бы то ни было… Положимъ хоть біографію Петра Алексѣевича. Сперва должно разсказать, какъ онъ родился, потомъ какъ у Петра Алексѣевича прорѣзались зубки, потомъ какъ онъ учился издавать русскія пѣсни (при этомъ необходимы и географическія подробности), какъ издалъ пѣсни и т. д. Про какого-нибудь богатыря — все такъ же: какъ родился, какъ жилъ, какъ умеръ. Какая же это оригинальная мысль? Во всемъ изданіи г. Безсонова одна только мысль его: замѣнить западную терминологію Петра Васильевича на свою, якобы славянскую: историческія пѣсни онъ назвалъ былевыми; «варіантъ» замѣнилъ, хоть я не совсѣмъ вѣрно, словомъ «разнорѣчіе» {Для примѣра разницы между варіантомъ и разнорѣчіемъ, покрайней мѣрѣ какъ ее понималъ Петръ Васильевичъ, покажу на пѣсню про свадьбу Ивана Грознаго. Въ одной изъ этихъ пѣсенъ говорится про супротивника Темрюка-Мамстрюка, что у него были усы сторженые, въ сапогахъ раструбы были широкіе; а въ другой пѣснѣ говорится: Темрюка-Мамстрюка было супротивниковъ двое, и совсѣмъ непохожихъ на щеголя, о которомъ говоритъ первая пѣсня. Въ ней разсказывается, что когда дядюшка Ивана Грознаго бояринъ Романъ Никитичъ кликнулъ кличъ, что Темрюкъ-Мамстрюкъ ищетъ по всей Москвѣ супротивника, но въ то время богатырей въ Москвѣ не случилось, тогда
Изъ дворенушка маленькова,
Изъ избенушки худенькой
Выбѣгали два братца молоденькіе:
Фомушка маленькій
Да Петранюшка хроменькій…
Выбѣгаютъ они и второпяхъ на бѣгу шубы надѣваютъ. Неужто это разнорѣчіе?}. Пожалуй и еще есть мысли въ его примѣчаніяхъ, да какія же это мысли? Развѣ можно назвать мыслями подписи подъ пѣснями: «не кончено?» Почему, напримѣръ, ему показалось неконченною пѣсня, записанная г. Рыбниковымъ въ Петрозаводскѣ (стр. 84–89, выпускъ 3)? Вы спросите, г. Безсоновъ, кого-нибудь, кто толкъ знаетъ, — вамъ скажутъ, что эта пѣсня не только кончена, но въ концѣ и точка поставлена. Какой можетъ быть лучше конецъ этой пѣсни: