Сказали про молодца, что онъ не живъ, не здоровъ,
Сказали про удалаго, что онъ безъ вѣсти пропалъ.
Вечоръ, вечоръ молодецъ, вдоль онъ улицы прошелъ,
Любимую пѣсенку шибко, громко просвисталъ,
Ко мнѣ, красной дѣвицѣ, въ теремъ голосъ подавалъ,
Чтобъ я красна дѣвица, не дремала бъ, не спала,
Ждала бъ, дожидалася къ себѣ милаго дружка.
Хотѣлъ придти милый другъ во двѣнадцатомъ часу,
Пришелъ, пришелъ молодецъ, онъ на утренней зарѣ.
Отучитъ, гремитъ молодецъ, подъ косящетымъ окномъ:
«Ахъ, спишь ли ты дѣвица, или такъ съ горя лежишь?»
— Ахъ, что же ты, милый другъ, вечоръ долго не бывалъ?
«Затѣмъ, за сѣмъ дѣвушка, позамѣшкался въ дому,
Съ худою женою-то у васъ побраночка была,
Бранила она, бестія, тебя, мой другъ, и меня:
Тебя, красную дѣвицу, очень дурно назвала.
Ужь я то и билъ шельму — чуть живу на свѣтъ пустилъ».
— Не бей, не бей, молодецъ, ты свою худую жену!
Съ худою женою-то тебѣ вѣкъ съ ней вѣковать,
Со мной, съ красной дѣвушкой, одну ночку ночевать.
Сѣдлай, сѣдлай, молодецъ, свово ворона коня,
Съѣзжай, съѣзжай, молодецъ, со широкаго двора!..
Сама жь ему красна дѣвица насмѣялася въ глаза.