Наркомпуть Ф. Дзержинский - [95]

— Дежурный знал, где я, Феликс Эдмундович, но, вероятно, боялся сказать, опасаясь поставить меня в неловкое положение. С вашего разрешения от 8 до 10 часов вечера я отдыхаю…

— Да, но я звонил к вам домой и вас там не оказалось. Где же вы отдыхаете?

— На Москве-реке. Каждый вечер два часа катаюсь на коньках.

— На коньках?

— Чудесный отдых. После сидения в кабинете такая разминка для всего тела. Ветер дует в лицо, горячит кровь. Красота! А как работается потом. У меня есть лишняя пара коньков. Может, вечерком прокатимся, Феликс Эдмундович?

— Да, прокатимся, — с иронией сказал Дзержинский. Вы мне вот по какому делу нужны были, — и он пристально посмотрел Благонравову в глаза. — Вам известно, что Семиреченскую дорогу туркестанцы назвали моим именем?

— Известно, — спокойно глядя на наркома, ответил Благонравов. — Но со мной об этом не советовались… Я узнал «пост фактум».[40]

— И это говорит председатель правления строительства Семиреченской? Хоть вы и сидите в Москве, но по долгу службы обязаны знать все, что делается на дороге. А может быть, — подозрительно посмотрел на него нарком, — это вы подкинули туркестанцам столь глупую мыслишку?

— Что вы, Феликс Эдмундович? — с обидой в голос? произнес Благонравов. — Неужели за столь длительное время совместной работы я не знаю вас и буду такое предлагать?

— Это я на всякий случай спросил, — смягчился Дзержинский. — Подумайте, Георгий Иванович, в какое глупое положение они меня поставили, — огорченно сказал он. — Если где-нибудь по инициативе бывших беспризорников назовут детский дом моим именем, бог с ними. Или, если бы так назвали дорогу после моей смерти. Какой с мертвого спрос? Но при живом наркоме путей сообщения одну из дорог, находящуюся в его подчинении, именовать его именем? Я не нахожу подходящих слов, но это по меньшей мере неприлично. Меня поставили в совершенно неловкое положение. Вчера вечером, не дождавшись вас, мне нужно было уехать, я телеграфировал туркестанцам, что возражаю самым категорическим образом. А утром застал вот этот ответ.

Народный комиссар протянул Благонравову телеграмму. Тот пробежал ее глазами и сочувственно кивнул головой.

— Теперь мне приходится краснеть, как вы выражаетесь, «пост фактум», — с досадой проронил Дзержинский. Вот что я написал в Совнарком.

На оборотной стороне старого бланка со штампом «Председатель ВЧК» Благонравов прочитал несколько строк, написанных от руки:

«…При открытии Семиреченской дороги без согласования со мной назвали ее Дзержинской или Дзержинского.

Я по телеграфу категорически возражал — они ответили, что это решено на многотысячных собраниях и отменить нельзя».

— Да, теперь ничего не поделаешь, — беспомощно развел руками Благонравов.

— Как это «ничего не поделаешь»? — рассердился Дзержинский. — Вы председатель правления строительства Семиреченской и извольте исправить глупость, допущенную на дороге.

— Феликс Эдмундович! Если туркестанцы не могут, то как я лично могу отменить решение многотысячных собраний?

— Отменить, конечно, нельзя. Начнутся разные кривотолки. За границей белогвардейцы могут подхватить, выдумать всякие небылицы. А вот так, тихонько, как говорят железнодорожники, «спустить это дело на тормозах» вполне возможно. Непонятно? Ну, скажем, на бланках вашего правления дорогу по-прежнему именуйте Семиреченской без всякого добавления. Намекните начальнику дороги, такова моя просьба и старое название по инерции останется, а новое почему-то не привьется. И все.

— Это другое дело, — улыбнулся Благонравов, — так можно. Кстати говоря, Феликс Эдмундович, туркестанцы слишком поспешили объявить об открытии дороги, не согласовав с НКПС. Мы бы этого не разрешили. Фактически сооружение линии Аулие-Ата — Пишпек еще далеко, далеко не закончено. Только рельсы уложены. Нефтеснабжение не организовано. Водокачек нет. На новых станциях паровоз берет воду насосом. Казарм для жилья путейцев нет. Нужны новые и немалые ассигнования. Начальник отдела пути уже написал пояснительную записку к дополнительной смете. Я просил бы вас рассмотреть ее.

— Вместе рассмотрим, только не сегодня, — остановил нарком Благонравова, который хотел достать документы из своей папки. — Вообще говоря, можно не сомневаться, что Совет Труда и Обороны выделит нам и средства и материалы. Уж очень это заманчивое дело — доставлять из Семиречья дешевый хлеб Туркестану и тем самым в огромной степени расширить посевные площади хлопка… А хлопок в Туркестане — это источник благосостояния местного крестьянства.

— По нашим подсчетам, — добавил Благонравов, — через пару лет можно будет полностью отказаться от ввоза хлопка из-за границы.

— Несомненно, — подтвердил нарком. — И после небольшой паузы добавил: — Я думаю не только об этом, хочется заглянуть в будущее. Борисов рассказывал, в архивах царского министерства путей сообщения похоронен проект строительства железной дороги от Туркестана до Сибири. Мне очень по душе эта идея. Я убежден, — проникновенно сказал он, — то, что было не по плечу царской России, окажется по плечу России Советской.

Дзержинский обернулся к стене, где за его спиной висела карта железных дорог, мгновенно отыскал нанесенную пунктиром Семиреченскую дорогу и ее конечный пункт — станцию Пишпек.