Нарком Фрунзе. Победитель Колчака, уральских казаков и Врангеля, покоритель Туркестана, ликвидатор петлюровцев и махновцев - [9]

Фрунзе написал после своего первого смертного приговора стихи:

Северный ветер в окно завывает,

Зданье тюрьмы все дрожит,

В муках отчаянья узник рыдает.

Вот ему грезится образ любимый, —

Тихо склонилась с улыбкою милой,

Мягко коснулась рукою чела:

«Спи, моя детка, спи, мой любимый, —

Слышит он голос родной, —

Скоро конец всем мученьям, родимый,

Скоро, уж скоро ты будешь со мной».

Северный ветер все свирепеет,

Хочет он крышу сорвать,

Мертвого лик на подушке белеет,

Больше не будет страдать…

После второго смертного приговора Фрунзе был заключен в одиночную камеру. По его собственным воспоминаниям, в тот момент он решил, что до казни осталось немного: «Утром, часов около шести, как всегда это делалось в тюрьме, меня должны были повесить. Надежды на отмену приговора не было почти никакой. Бежать невозможно. И не медля, так как время приближалось к роковому концу, я решился хоть под конец уйти из рук палачей. По крайней мере, повесить им себя не дам, сам повешусь, пускай найдут труп… И стал готовить из простыни веревку».

Спасти Михаила удалось его сестре, которая обратилась за помощью к профессору М.М. Ковалевскому: «Брат мой, Михаил Васильевич Фрунзе, студент политехнического института, экономического отделения, 22 сентября этого года был, несмотря на его невиновность в предъявленном ему преступлении, вторично приговорен к смертной казни военным судом в городе Владимире. Теряя всякую надежду на его спасение, я решила обратиться к Вам, не откажите в Вашем ходатайстве перед главнокомандующим войсками Плеве о возможности смягчения его участи. Умоляю Вас дать Плеве от Совета профессоров возможно хорошую аттестацию брата как студента. Это будет иметь значение при рассмотрении дела главнокомандующим, когда оно поступит к докладу. Не откажите ради бога в своем участии…»

Ковалевский вместе с коллегами написал письмо в защиту Фрунзе не только Плеве, но и премьер-министру Столыпину. А Людмила Фрунзе сумела добиться приема у Плеве и уговорить того помиловать ее брата. Смертный приговор заменили на 6 лет каторги.

После перевода в провинциальную каторжную тюрьму Михаил трудился садовником, огородником, занимался изготовлением ведер и кастрюль, чинил самовары. «Я ведь чем, чем только не был на каторге, – писал Фрунзе из Николаевской тюрьмы. – Начал свою рабочую карьеру в качестве столяра… а в настоящее время занимаюсь починкой водопроводов…»

Пребывание в каторжных тюрьмах подорвало здоровье «товарища Арсения». Скудная и тяжелая пища, в основном черный хлеб и кислая капуста, то и другое – не лучшего качества, пребывание в камере без притока свежего воздуха в жару (окна открывать запрещалось) или в холоде и сырости зимой. Немалый вред причиняла и едкая пыль, каторжанам приходилось целыми днями разбирать и чинить мешки из-под муки или раздергивать на волокна для переработки старые пеньковые канаты.

«Самопожертвования не хочу»

При этом Михаил Фрунзе, хоть и поглощенный делами революции и несмотря на тяжкие испытания, оставался молодым человеком с пылким сердцем. Товарищи говорили, что Арсений вовсе не сухарь. Испытывал он симпатию к соратницам по борьбе, был увлечен красавицей-гимназисткой Леночкой Грабинской. Не унывая и под стражей, он в один день написал сразу трем девушкам, учившимся в женской гимназии, приглашая их на свидание – «я вас всех люблю». Две приехали к узнику, чтобы хоть как-то скрасить его одиночество. Он попросил о свидании с обеими девушками, но тюремное начальство объяснило, что по закону он имеет право видеться только с невестой или женой. Поэтому надо венчаться – тогда пожалуйста. Но пойти на брак, даже фиктивный, – ради свидания?

Теперь я положительно не знаю, что делать: с 1-й стороны, хочется иметь свидание, а с другой – самая мысль о браке, даже формальном, кажется для меня прямо чем-то чудовищным. И выходит, что я рассуждаю в данном случае по рецепту щедринских персонажей: «С 1-й стороны, нельзя не сознаться, а с другой – нельзя не признаться». Ничего не попишешь, приходится в этакой одежке побывать. Меня смущает то, что брак наложит на нас целый ряд пут (по отношению, напр., к школе, государству и т. д., вообще во всех этих проклятых житейских отношениях, правда мелочных, но тем не менее всегда в высокой степени чувствительных). Не подумайте, что я сейчас рассуждаю чисто эгоистически, ничуть не бывало. Наоборот, мои собственные удобства занимают тут самое последнее место, если только вообще они его занимают; мне страшно будет тяжело сознавать, что из-за меня

Вы наложите на себя цепи, которые потом будут до известной степени себя давать чувствовать. Тут имеется элемент самопожертвования, я его не хочу. Нужно быть отъявленным эгоистом, чтобы согласиться на такую комбинацию.

Михаил Фрунзе

Проживая после бегства в Чите по фальшивым документам, Фрунзе работал в статистическом отделе Забайкальского переселенческого управления. Там он познакомился с дочерью ссыльного народовольца Алексея Поликарповича Колтановского – Софьей, ставшей его женой.

Фрунзе в сибирской ссылке

В заключении он находился во Владимирском централе, в Николаевской центральной и в Александровской центральной каторжных тюрьмах. В конце 1914 года был выслан на поселение в Верхоленский уезд Иркутской губернии. Летом 1915 года его уже там арестовали за продолжение партийной деятельности. «Война всколыхнула и заинтересовала всех ссыльных Манзурки. Но в то время как большинство из них судило о военных событиях поверхностно, часто ошибаясь, Фрунзе удивлял своей большой осведомленностью. Он хорошо знал боевую обстановку армий воюющих стран, их снаряжение, разбирался в стратегии и тактике и потому не только правильно и глубоко анализировал фронтовые сводки, но и делал предположения о дальнейшем развитии войны. И часто самые смелые предсказания сбывались, удивляя всех. Вокруг себя Фрунзе сплотил группу из большевиков и стал систематически изучать с ними теорию военного дела, проводил коллективное чтение книг во военным вопросам. Среди ссыльных этот кружок в шутку называли «военной академией». В кружке шла подготовка военно-революционных кадров, проводились организационные меры к побегу ссыльных на фронт для революционной работы среди армейских масс… Ведь там, далеко, между Балтийским и Черным морями, бушевала война, и там нужны были люди, способные сказать солдатам правду о кровавой бойне»