Наречённая ветра - [18]

На конюшне ее ждала еще одна старая приятельница — рыжая кобылка Рута. По лошадиным меркам Рута была уже почтенной дамой, но, к радости Эви, не утратила былой резвости. Конюхи рады-радехоньки были угодить королеве. Руту оседлали, Эвинол подсадили в седло, одарив множеством добрых напутствий.

Миновав дворцовые ворота, Эви ощутила себя по-настоящему свободной, наверное, впервые за последние годы. Какое же счастье — скакать на лошади со скрипкой за спиной, наслаждаясь всем, что видишь и чувствуешь. Эви впитывала в себя окружающий пейзаж, растворяясь во всем и становясь всем. Лугами, где последний месяц лета щедрой рукой рассыпал среди трав пригоршни ярких цветов. Высоким небом, где белые мазки облаков составляли контраст голубому фону. Темно-синим озером, искрящимся в пляске солнечных бликов.

Как долго она была далеко от этого! И как, оказывается, сильно повлияла на нее разлука! Кто знает, не вызвана ли ее болезнь тесными стенами, в которых ее заперли. Стенами дворца и стенами обязательств, выполнение которых свыше ее сил. Люди правы: она слишком молода, чтоб править огромным государством и вершить судьбы тысяч подданных. Ее место не на троне, а здесь: в цветущих лугах, под открытым небом, в объятьях вольного ветра. И плевать, бог он там или выдумка. Он есть! Вот он — подгоняет их с Рутой упругими порывами в спину, треплет незаплетенные волосы, колышет травы и цветы по обочинам дороги.

Эвинол была готова скакать вечно, а потому, достигнув наконец скалы, ощутила что-то вроде разочарования. Чуть позже к нему примешался страх. Она ведь здесь для того, чтоб принести себя в жертву. И даже не веря в успех своей странной задумки, она оставила на столе в кабинете длинное письмо с объяснениями и отречением от престола в пользу герцога Райн’яра в случае, если жертвоприношение состоится.

Эви спешилась, отпустила Руту, зная, что верная лошадка не убежит. Привязывать ее было бы преступлением, поскольку Эвинол не знала, вернется ли. Подъем на скалу дался тяжелее, чем в детстве, но легче, чем она рассчитывала. И вот она уже стоит между синим небом и озером, подернутым легкой рябью. Под ногами тянут из травы головки поздние ирисы, маки, анемоны и множество других цветов, названия которых она когда-то помнила.

Эвинол вдохнула полной грудью воздух, несущий ароматы воды и трав, достала из-за спины скрипку и начала играть. Поначалу рука двигалась судорожно и нервно, смычок извлекал из струн скорее жалобные стоны, чем музыку. Эви знала, что дело не столько в долгом отсутствии тренировки, сколько в паническом страхе, охватившем все ее существо. Неужели каждый глоток пряного воздуха может оказаться последним? Неужели мелодия может оборваться на любой ноте?

Первая композиция, звучавшая, как писк испуганной мыши, все длилась и длилась, и стыд постепенно стал вытеснять страх. Что сказал бы старый учитель, услышав эти завывания? И гораздо важнее — что подумает Инослейв, для которого она, по сути, играет. Ей стало стыдно перед небом, озером, горными пиками вдали и каждой травинкой под ногами. Может, она и умрет через мгновение, но разве не стоит уйти на красивой ноте, подарив напоследок миру нечто прекрасное? Она ведь может! Водить смычком по струнам она может куда лучше, чем править страной и людьми.

Смущение и недовольство собой придали Эвинол сил и уверенности. Следующая мелодия пошла лучше, а потом, наконец, звуки стали музыкой. Этот переход невозможно не почувствовать. Эвинол торжествующе улыбнулась невидимому слушателю и всему миру. Теперь ее рука порхала, смычок танцевал, едва касаясь струн, но заставляя их петь самыми чистыми голосами. Эви закружилась в вихре музыки и ветра. Она уже не ощущала себя источником мелодии, а словно слушала ее со стороны. Еще чуть-чуть, и ступни оторвутся от земли и она закружится в потоках ветра и солнечного света, коснется рукой облаков и растворится во всей этой невероятной красоте.

Однако время шло, одна мелодия сменяла другую, сердце пело в унисон со скрипкой, но ничего не происходило. Она по-прежнему твердо стояла на ногах, дышала и явно была жива. С одной стороны, это было чудесно, с другой — доказывало изначальную глупость ее плана. Ветер явно был рядом, развевал ее волосы и подол, гонял волны воды в озере и волны трав на лугу, тащил по небу цепочки облаков, но, похоже, совершенно не собирался ни убивать, ни забирать Эви. Спасибо, конечно, за доброту, но что теперь делать?

Когда стало окончательно ясно, что вся эта идея с жертвоприношением действительно бред, Эвинол вместо облегчения испытала разочарование и даже злость. Что за радость с того, что она осталась жива? Все равно ее дни сочтены. А ураганы будут по-прежнему терзать Илирию, убивая людей и лишая их крова. Уж лучше бы Инослейв оказался жестоким божеством, но оставил страну в покое в обмен на королеву. Так нет! Западный ветер — никакой не бог, а всего лишь герой сказок ее детства. И вообще глупо воспринимать потоки воздуха как разумное существо. И она, должно быть, сошла с ума. Герцог с канцлером долго бы смеялись, узнав, что за представление она здесь устроила. Хорошо, что не узнают.