Наречённая ветра - [15]

— Древних богов? — королева наморщила лобик в задумчивости. — Ветра?

— Их самых. Уж вам ли, ваше величество, не знать, о ком идет речь? Помню, в детстве вы очень интересовались культом ветров.

— Не всех ветров, а только Инослейва, — поправила Эвинол. — Мне очень нравились легенды о нем. Но в них западный ветер назывался скорее хозяином этих мест, чем богом. Хотя я, разумеется, знаю, что давным-давно люди поклонялись ветрам. Но разве ветра не превратились в сказку в людском сознании? Разве мой детский интерес к Инослейву не вызывал добродушной усмешки даже у тех, кто потакал мне в этом увлечении?

— Тут все несколько сложнее, ваше величество, — вздохнул Шанари.

Он окинул критическим взглядом этих детей, которым предстояло править Илирией. Не знать таких элементарных вещей! Нет уж, герцог, не стоит вам казнить старого Шанари. Куда вы оба без меня? Странно, но недовольство будущими правителями мешалось в его душе с чем-то вроде отеческой нежности. Как много им предстоит еще узнать, причем узнать именно от него! И пусть решение оставить жизнь Эвинол по-прежнему представлялось ему сомнительным, Шанари был рад сбросить со своей совести тяжкий груз. Кроме того, его грела мысль, что теперь он сможет стать истинным наставником не только ей, но и ее мужу, если тот сумеет преодолеть предубеждение.

— Дело в том, что тяжкие невзгоды — лучшая почва для процветания любой религии. Войны, голод, эпидемии, буйство стихии — все это беды, с которыми простой человек не может справиться сам. Вот тут-то он и вспоминает богов, которые в благополучные времена ему без надобности. По крайней мере, это верно в отношении людей цивилизованных. Дикари на заре времен даже чихнуть не могли, не заручившись благословением богов, но чем дальше, тем больше люди верили в себя. Логично, что со временем на место древних богов люди поставили себя, а религия рассыпалась на осколки сказок, мифов и легенд — вроде тех, что были так любимы вашим величеством в детские годы. Однако боги пылятся в забвении лишь в относительно спокойные, благополучные времена. Стоит нагрянуть беде, как все меняется местами. Возможности человека ставятся под сомнение, а всесилие богов, напротив, вновь становится догмой. И уж конечно, не потому, что боги как-то доказывают свою силу, а потому, что, кроме божественного вмешательства, надеяться не на что. Кроме того, сами по себе невзгоды приписываются божественному гневу. Вот и выходит, что чем хуже людям живется, тем сильнее религия.

— Что ж, это логично, — задумчиво проговорила королева. — Но при чем тут жертвы?

— Богов ведь надо задабривать, — мрачно усмехнулся Шанари. — Люди ждут ответа свыше на свои испуганные молитвы и, разумеется, не получают. Просто-напросто потому, что богов не существует. Но просящим кажется, что все дело в том, что им нечем оплатить свои просьбы. И вот они начинают думать о плате. Приносят обеты, готовые урвать толику житейского благополучия и отдать богам в обмен на избавление от напастей. Но боги и к этому остаются глухи, опять же, потому что их нет. И тогда всплывают мысли о жертвах. Заметьте, в жертву каждый хочет принести не себя, а кого-то другого. Очень удобно.

— О да! — издевательским тоном перебил герцог. — Жертвовать другими во имя великих целей куда приятнее, чем собой. Вам ли не знать, канцлер?

— Есть жертвы осмысленные и оправданные, — Шанари не дал сбить себя с толку. — Но темные умы полагают, что чужая смерть принесет им избавление.

— Не только они ищут избавления от бед в чужих смертях, — Райн’яр продолжал гнуть свое.

— Как бы то ни было, сейчас в народе созрела идиотская мысль принести королеву в жертву ветрам. Тогда, мол, ураганы утихнут, а девочка, воссевшая на отцовском престоле, искупит свою вину. Вы уж простите, ваше величество. Не я начал этот разговор, вы сами хотели услышать…

— Да-да, — нервно перебила Эвинол. — Насчет того, что думают обо мне люди, я не узнала ничего нового. Моя вина в том, что я — женщина, причем слишком молодая. Но мне казалось, что мой брак должен их успокоить. Вы ведь сами не раз говорили об этом.

— Они бы успокоились, если бы не новый ураган, случившийся как назло во время вашего выезда. А теперь эти вопли о жертвах разгорятся с новой силой.

— Но я все равно не понимаю, — глаза королевы сверкали лихорадочным блеском, — зачем жертвы? Откуда они вообще это взяли? Ни в одной из книг про Инослейва не было ни слова о жертвах.

— Должно быть, потому что юной принцессе предлагали для чтения лишь добрые красивые сказки. Вряд ли вас порадовали бы истории о человеческих жертвах, приносимых ветрам в далеком прошлом.

— Уж точно не порадовали бы, — растерянно пробормотала Эвинол. — Выходит, ветрам приносили жертвы?

— Если верить некоторым источникам, да. Но, во-первых, источников маловато, а во-вторых, там все изложено довольно туманно.

— А вы, стало быть, уже успели их прочесть, — вновь встрял Райн’яр. — Все-таки взвешивали возможность жертвоприношения.

— Ничего подобного, — возмутился канцлер. — Я просто изучал вопрос. Надеюсь, со временем вы поймете, что знания имеют и иной смысл, помимо практического. Напротив, я не допускал и мысли, что ее величество хотя бы узнает об этих нелепых разговорах. Увы, судьбе наплевать на планы старого канцлера.