Напряжение - [3]

Сегодня получила посылку, а четыре дня назад письмо. Почему не сразу написала, сейчас объясню.

Вера Аркадьевна! Какая Вы добрая! Мне никогда таких хороших писем не писали. А сегодня получила посылку! Конфеты очень вкусные. Я их каждый день по одной штучке буду есть. Только сегодня — две. И Полину Никифоровну угостила. В Ленинграде таких не делают. Это она сказала. От меня и от нее Вам спасибо.

Зоенька! И тебе, конечно, тоже спасибо.

А с посылкой смешно получилось. Прихожу с переводом на почтамт. Стою в очереди. Подхожу к окошечку. Тетя, которая посылки выдает, паспорт спрашивает. А я говорю: «У меня его еще нет». Тогда она бросила перевод и сказала: «Без паспорта не выдаем». Я ее уговаривала, уговаривала, а потом разозлилась и сказала, что она ведьма, и ушла. Несправедливо ведь. Посылка на мое имя. И метрика была.

Тогда Полина Никифоровна написала доверенность взрослым почерком. Я расписалась, а управдом заверил. Ей и дали посылку. Три дня зря потеряли. Да еще штраф уплатили 23 копейки.

Вчера ко мне приходили ребята из нашего класса. Все вместе прибрали комнату. Мальчишки дров напилили и даже накололи. И Димка Груздев был. Смешной он все-таки. Топор в руках держать не умеет, а говорит, будто топор плохой, не колет. Тогда я сама схватила колун да как стукну — и с одного раза полено пополам. Ребята захохотали, а Димка сказал, что он вовсе не дровосек, а электротехник.

Потом увидел у меня на столе трактор, который я сама сделала (помнишь, как ты смеялась над моей «ужасной» любовью ко «всяким железкам». Так она осталась. Мама в прошлом году мне даже «Конструктор» подарила). Ну вот, Димка и давай меня спрашивать, все ли я сама делала, ходит ли трактор, где я схему взяла, умею ли паять… Чертежи я ему показала, все объяснила. Он слушал, слушал и говорит: «Ну и чудо, первый раз вижу, чтобы девчонка что-то толковое сделала».

В общем, весело было. Топили печку, играли в «фанты». Димке выпало спеть что-нибудь. И он пел арию Гремина, только часто срывался. Привет от тебя я ему передала. Он здо́рово покраснел и тоже велел передать тебе привет.

Зоенька! О жизни моей у вас я думала. Очень долго. Сидела на диване и думала. Специально. Потому и не писала четыре дня. Ох и трудно было! Жалко уезжать. Мамочка здесь, понимаешь? Я на могилку хожу. Один раз почти весь класс ходил со мной. Как подумаю, что придется насовсем-насовсем уехать, и чего-то страшно.

Полине Никифоровне про письмо ваше я не говорила. Все равно она не поможет. Жалеть начнет. От такой жалости только плакать хочется.

Я и решила, Зойка! Поеду! Хорошо? Только летом. Кончу шестой класс и поеду. Будет тепло, пойдем гулять в «Рощу». И купаться будем в Урале. А если захочется на кладбище сходить, так и приехать можно. Правда? Деньги я заработать смогу. Я умею паять, можно прямо на рынке устроиться: мало ли кому нужно что-нибудь починить — примус, керосинку или кастрюльку. Когда мы с мамой ходили на рынок, я видела, как там работают. А еще могу вязать кофточки. Их, говорят, хорошо берут, только вяжи!

Зоя! Как только я решила, сразу радостно стало. Мы с тобой хорошо заживем, прямо замечательно! Будем картошку печь. Ты любишь печеную картошку? Я очень, А если с маслом, то совсем. Это самое мое любимое кушанье. А твое? У нас картошки в кооперативах нет. Только на рынке, но очень дорого.

Да, забыла тебе написать, как мы с Полиной Никифоровной поссорились. Но ненадолго.

Я тут продала шкаф. Помнишь, который в углу стоял, дубовый. Очень старый. Взяла и написала, что продается, — на трех бумажках. Бумажки на улице повесила, У нас, на заборе, около школы и у кооператива.

Приходит дяденька. Здоровый такой, в очках. Одет хорошо. «Шкаф кто продает?» — спрашивает. Я говорю! «Я». Про маму и папу спросил. Я сказала, что мама умерла, а папы давно нет. Он шкаф посмотрел, поморщился: «Старый» — и жучка нашел, который дерево ест. Хотел уже уходить. Потом спрашивает, сколько я за него хочу. А я и сама не знаю. Он опять поковырял дерево и предложил «за такую рухлядь» два червонца, Мне показалось мало, но не буду же я торговаться — стыдно. Тогда он сказал, раз мне деньги нужны и вообще такое положение, он прибавит еще червонец, и всё. Ну, я и стала вынимать вещи.

Дяденька был веселый. Все время смешил меня, А сам по комнате ходит. Спрашивает, хочу ли я еще что-нибудь продать. А у нас ничего нет.

Деньги отдал все. А потом приехала лошадь. Шкаф увезли. Дяденька мне нос пальцем прижал и сказал, что я «пигалица» и что я ему очень понравилась. Обещал еще как-нибудь прийти.

Без шкафа как-то пусто стало в комнате. Я пыль подмела, сижу, уроки делаю. Приходит Полина Никифоровна. Она все пенсию мне хлопочет. Увидела пустое место и давай расспрашивать. Как узнала, сколько дяденька заплатил, стала ругаться. «Шкафу — говорит, — цены нет. Мореный дуб, работа старинная. За него любой триста рублей даст». Я тоже разозлилась. Суется не в свое дело. Мой ведь шкаф-то! Мне и самой его жалко, а она еще тут… Обозвала дяденьку жуликом. А разве жулики носят очки? По-моему, она ничего не понимает в людях, Для нее все жулики.

Она еще долго ругалась, кричала, что я и скрытная, и доверчивая, и драть меня некому. «Если бы я знала, — говорит, — я бы этого проходимца мокрой тряпкой по морде» (она всегда так выражается). А потом заплакала. Ну и я не выдержала тоже. Она меня обняла и сказала, что я, мол, маленькая и глупая еще. Ну и пусть так думает.